Книга о любви

Однако юноша не покончил с собой и не погрузился в депрессию. В разгар экзистенциального кризиса, когда его “болезненные ощущения” достигли высшей точки, он открыл для себя религию и обрел в ней спасение: “Я хочу сказать, что страх мой был так велик, что если бы я не нашел некоторой поддержки в таких текстах Священного Писания, как: «Бог – мое прибежище»… «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные»… «Я – воскресение и жизнь», – то я бы, вероятно, совсем лишился рассудка”.

В 1904 году, два года спустя после выхода книги, переводчик, работавший над французским изданием, написал Джеймсу с просьбой прислать ему оригинал письма этого юноши. Джеймс ответил, что прислать его не может, потому что никакого юноши француза не было – он описал свой собственный опыт. Это он находился в плачевнейшем состоянии, и только Священное Писание помогло ему уцелеть. И хотя Джеймс страдал от меланхолии до конца своих дней и его вера впоследствии пошатнулась, он не забыл урок, который получил в те ужасные дни. Бог имеет значение, потому что Он меняет нашу жизнь. И это правда, даже если Бога не существует.

Высшая сила

Зимой 1934 года обанкротившийся брокер с Уолл-стрит по имени Уильям Гриффит Уилсон лежал в модном центре реабилитации на Манхэттене, то приходя в сознание, то проваливаясь в беспамятство в тисках белой горячки. Уилсон проходил так называемый курс лечения белладонной – программу детоксикации, разработанную доктором Александром Ламбертом, профессором медицины в Корнеллском университете и личным врачом Теодора Рузвельта. Основой программы были инъекции яда – экстракта белладонны, растения, известного также как красавка обыкновенная, вкупе с другими “вытяжками”. В больших дозах белладонна смертельна, а в малых вызывает сильные галлюцинации[445].

Яд бродил в крови Уилсона, пока тот пытался выжить в первые дни после отказа от алкоголя. (Он и раньше много раз пытался завязать, но всякий раз срывался, часто уходил в запои, и в итоге выпивка едва не свела его в могилу.) Уилсон по опыту уже знал, что попытки преодолеть зависимость бывают очень болезненны: дрожь, лихорадка, кошмарные сны и припадки сменяют друг друга в диком биохимическом кошмаре. Но в этот раз дело шло особенно тяжело: то ли виновата была белладонна, то ли успокоительные средства, которые ему кололи вместе с ней, но Уилсон опасался, что не выдержит. Если в ближайшее время голова у него не прояснится, придется пропустить стаканчик, просто чтобы выжить.

На вторую или третью ночь лечения, во время особенно острого приступа горячки, его “депрессия сделалась совершенно невыносимой”. Он чувствовал себя так, “будто оказался на самом дне”. И вот, находясь уже на пределе отчаяния и почти решив вернуться к алкоголю, он воззвал в темноте: “Если Бог есть, пусть покажется! Я готов на все, на все!” И вот что, по словам самого Уилсона, произошло потом.

Внезапно комната озарилась ярким белым светом. Неописуемый экстаз охватил меня. Внутренним взором я видел, как стою на вершине горы, и меня обдувает ветер, вызванный не движением воздуха, но движением духа. А потом я вдруг остро осознал, что я свободен. Блаженство, переполнявшее меня, постепенно угасло. Я по-прежнему лежал на кровати, но находился теперь в ином мире, мире, где я осознавал главное. Все вокруг меня звенело от восхитительного ощущения Присутствия, и в голове крутилось: “Так вот Он, Бог, о котором толкуют священники!” Великий покой снизошел на меня, и я подумал: “Не важно, если кажется, что все плохо, – все хорошо. Все хорошо с Богом и его миром”[446].

Важно заметить, что Уилсон не был набожным человеком. Он считал себя вежливым агностиком, т. е. готов был признать существование высшей силы, но традиционные религии с презрением отвергал. (“Когда они говорили со мной о Боге, <…> я испытывал лишь раздражение, и мой разум отказывался принимать такую теорию”, – говорил он[447].) И вдруг он обрел опыт общения с Богом в тесной больничной палате[448].