Двое мужчин познакомились на деревенском празднике и полюбили друг друга. Один из них был на несколько лет старше, имел семью, считался признанным поэтом и состоял советником Бордосского парламента. Его юный друг только недавно закончил учебу в колледже и происходил из очень состоятельной семьи. Старший был уродлив, молодой – красив. Никто не знает, о чем они говорили при первой встрече, однако вскоре их беседы сделались самыми задушевными. Младший из друзей потом писал об этом: “Мы почувствовали себя настолько очарованными друг другом, настолько знакомыми, настолько связанными между собой, что никогда с той поры не было для нас ничего ближе, чем он – мне, а я – ему”[501]
.Все происходило на юго-западе Франции в конце 1550-х годов. Король недавно был убит на рыцарском турнире. Страна катилась к затяжной религиозной войне. Но этим двоим почти не было дела ни до чего, кроме охватившего их чувства. “Наша дружба не знала иных помыслов, кроме как о себе, и опору искала только в себе[502]
, – напишет потом младший. – Если бы у меня настойчиво требовали ответа, почему я любил моего друга, я чувствую, что не мог бы выразить этого иначе, чем сказав: «Потому, что это был он, и потому, что это был я»”[503].Они подолгу бродили сельскими дорогами. Прогуливались верхом в Аквитанском лесу. Они говорили обо всем: о политике, о винах, о прекрасном Новом Свете, о Сократе и о том, чувствует ли боль человек, пребывающий в коме (молодой считал, что чувствует, а старший – что нет). Они писали друг другу стихи – по большей части, не слишком хорошие, – и длинные напыщенные письма, где пели хвалу связавшей их дружбе. “Наши души смешиваются и сливаются в нечто до такой степени единое, что скреплявшие их когда-то швы стираются начисто и они сами больше не в состоянии отыскать их следы”[504]
, – писал молодой. Старший соглашался, добавляя: “Нет нужды опасаться, что наши потомки, если только судьба позволит нам ими обзавестись, откажутся причислить наши имена к списку прославленных друзей семьи”[505].А потом совершенно неожиданно все закончилось. Юноша пригласил своего старшего друга на обед. Тот отказался, написав, что ему нездоровится – мучают боли в животе и понос. На следующий день стало только хуже, он уже не мог удержать в желудке ничего, даже воды. Юноша поспешил навестить друга. Тот велел ему идти домой, опасаясь, что постигшая его болезнь – это чума. Но юноша уходить отказался.
Кошмар продлился несколько дней. Больного мучили ужасные галлюцинации, “не лучше самой смерти”, по его собственным словам. Он метался в лихорадке, его то рвало, то пробивал “смертный пот”[506]
. Спустя несколько дней мучений больной испустил дух. Было три часа утра, среда. Старший из двоих, Этьен де ла Боэси, прожил на этом свете тридцать два года, девять месяцев и семнадцать дней[507]. Его друг проживет еще три десятка лет. Но так никогда и не оправится от утраты.Юношу звали Мишель Эйкем де Монтень. О его отношениях с Ла Боэси мы знаем из его же сочинений – Монтень не мог перестать писать о своем друге до конца дней. Наиболее известна глава его “Опытов”, которую он посвятил Ла Боэси, но эхо близкой дружбы то и дело звучит также в его дневниках и письмах. Двадцать лет спустя после смерти Ла Боэси, путешествуя по Италии, он постоянно вспоминал своего покойного друга. В путевом дневнике Монтель писал: “[Я] был настолько переполнен печальными воспоминаниями о мсье де ла Боэси, и столь долго не покидала меня эта печаль, что приносила великие страдания”. Позже Монтень посвятит все свои сочинения Ла Боэси и напишет, что со дня его смерти чувствует себя “не более чем половиною человеческого существа”[508]
.Гений Монтеня проявился в том, что он сумел превратить душевные страдания в источник вдохновения. Горе стало для него родом искусства, ведь именно память о Ла Боэси помогла Монтеню найти собственный жанр философской литературы[509]
. Лишившись возможности беседовать со своим любимым другом, Монтень стал вести беседы сам с собой. Из этих мысленных разговоров с собой и родились “Опыты”[510]. Дональд Фрейм в биографии Монтеня замечает, что его сочинения помогали заполнить пустоту утраты: “Читатель заменяет ему ушедшего друга”. Со смертью Ла Боэси Монтень потерял любимого человека, но нашел свой философский подход. “Он один, – писал Монтень, – рад был видеть меня таким, каков я на самом деле, и он унес этот мой истинный образ с собой. Вот почему сам я с таким трудом себя понимаю”[511].“Опыты” и есть попытка понять себя. Монтень не мог изменить прошлое. Ла Боэси ушел навсегда. Врата смерти закрылись за ним. Но неустанные поиски себя, раскопки в кладовых памяти, помогли Монтеню сохранить образ друга живым. “Вот я, – взывают его сочинения между строк, – и покуда я жив, жив и ты”.
Изменчивые воспоминания