Книга о любви

Интервью были записаны на пленку, потом расшифрованы. Диалог зачастую протекал достаточно напряженно, поскольку в ходе ответов на вопросы всплывали детские травмы и семейные проблемы. На основе этих ответов Шруф и его коллеги разделили испытуемых на три группы, предложенные в свое время Айнсворт: надежные, избегающие и тревожно-сопротивляющиеся. Неудивительно, что у взрослых с надежным стилем привязанности такая привязанность установилась и в детстве. Они делились счастливыми воспоминаниями – о празднованиях дней рождения, Рождества или свадьбы – и обычно упоминали, как хорошо на них влияли члены семьи. Жизнь несовершенна, но любовь делает ее лучше.

Другое дело – люди с проблемным стилем привязанности. Избегающие почти ничего не могли припомнить о своем детстве, а то немногое, что они рассказывали, звучало банально и не содержало подробностей. У тревожных наблюдалась противоположная проблема: их описания детства грешили избыточными деталями, они переходили от одной перегруженной подробностями сцены к другой, зачастую без всякой логики. Во многих отношениях, они оставались эмоционально привязанными к событиям прошлого.

Казалось бы, ничего неожиданного: наши ранние привязанности определяют всю дальнейшую жизнь. Однако ученых из Миннесоты больше всего интересовали дети, поведение которых со временем изменилось. В частности, они сосредоточились на изучении тех испытуемых, кто при неблагоприятных обстоятельствах первых лет жизни сумел вырасти эмоционально благополучными взрослыми. Эти люди сумели каким-то образом перерасти печальный опыт и небезопасные привязанности детства. Как замечают исследователи, именно к такому эффекту стремится психотерапия, пытаясь помочь пациентам преодолеть проблемное прошлое.

Каким образом эти дети смогли обрести безопасную привязанность? Исследование показало, что рассказы большинства из них в ходе интервью имели одну общую черту – связность. “Не сами по себе воспоминания, но их связность, внутренняя логичность их изложения позволяла составить целостную картину их психического состояния в прошлом”, – пишут ученые. Больше того, то, как эти взрослые обсуждали свои детские травмы, то, насколько им удалось “интегрировать” эти травмы в последовательную историю своей жизни, помогало понять, как они пришли к надежному стилю привязанности. Ранние переживания будут храниться в нашем подсознании до конца жизни, но смысл этих переживаний, уроки раннего детства никогда не поздно пересмотреть.

Однако в таком случае напрашивается вопрос: откуда же взялась эта логичная последовательность воспоминаний? Где эти люди нашли силы, чтобы переосмыслить все, что с ними произошло, и связать в осмысленный сюжет? Миннесотские ученые пришли к выводу, что ключевую роль в этом сыграла поддержка окружающих – кто-то, кто был рядом, помог им справиться с тяжелыми детскими воспоминаниями. “У некоторых из них успела сформироваться надежная привязанность, прежде чем начались проблемы, – написал Алан Шруф в электронном письме. – Другие получили поддержку уже после травмы”. Однако, замечает он, у нас не хватает доказательств, чтобы утверждать, что люди способны выработать надежный стиль привязанности самостоятельно. В конце концов именно любовь, которую им довелось познать, и связывает все их воспоминания между собой, именно на этот опыт нанизываются эпизоды из памяти.

В работе психиатра Дэниела Сигела приводится рассказ пациентки о сложных отношениях с отцом: “Мой отец никак не мог найти работу и очень переживал из-за этого. Наверное, несколько лет он пребывал в депрессии. Жить с ним было не слишком весело. Он отправлялся искать работу, возвращался не солоно хлебавши и кричал на нас. Наверное, в детстве и юности это здорово портило мне жизнь. Я не чувствовала особой привязанности к нему”[522].

Но по мере продолжения интервью пациентка рассматривает своего не самого идеального родителя в более широком контексте. Она не отрицает, что это был болезненный опыт, однако объясняет, что это сделало ее сильнее: “Мне пришлось научиться обуздывать свой гнев на него, пока я не стала взрослой и у нас не сложились отношения на другом уровне. Думаю, сегодня я потому такая энергичная, что мне пришлось пережить этот трудный период в детстве”.

Анализируя расшифровку ее интервью, Сигел обращает особое внимание на структуру и эмоциональную окраску воспоминаний пациентки. Она никого не винит и ничего не идеализирует. Вместо этого она разворачивает перед интервьюером связный сюжет своей жизни, в котором есть место и хорошим и тяжелым воспоминаниям, и говорит, чему научил ее опыт близких отношений. Ее способность противостоять трудностям – а эта пациентка была одной из тех, кому удалось развить в себе способность к надежной привязанности, – берет начало в истории о том, как эта женщина противостояла трудностям.