Книга о Петербурге

А если приезжий из Нидерландов? Хороший вопрос. Держим руку на пульсе. «Нидерландское правительство приняло решение отказаться от употребления названия Голландия и называть страну исключительно Нидерланды для изменения ее имиджа в мире», — сообщили вслед за «The Guardian» наши новостные каналы (каналы — какое емкое слово!). Видите ли, название Голландия, по мнению нидерландского правительства, ассоциируется прежде всего с такими понятиями, как «наркотики» и «проституция», а это нехорошо, надо с этим кончать. Ну и как же нам быть? Не покажется ли гостю из Нидерландов текст на памятной доске, мягко сказать, неполиткорректным? Это у нас: «Голландия, Голландия!.. Петр, Петр!.. Новый Амстердам, новый Амстердам!..» А получается, Амстердам, старый Амстердам, в который наш Петр влюбился по уши, никакая не Голландия это. Гость из Нидерландов может испытать душевный дискомфорт, когда узнает о существовании Новой Голландии. А еще больше, когда, выйдя из подземного перехода, увидит ее во всей ее красоте и утилитарном величии на той стороне канала — Крюкова канала, тоже загнанного «в трубу», но чуть дальше — под Благовещенской площадью. Ладно Голландия, но почему Новая?

Новая — почему?

Это ж как Третий Рим, — Москва третьим стала, когда второй пал. А тут Новая Голландия… Новая — когда прежняя, старая, предается забвению…

— Так вот чем отличается Петербург от Москвы!..

— Так вот в чем различие и вот в чем сходство!..

Сейчас Новая Голландия — популярное общественное пространство. В здании бывшей кузницы — ресторан. Прежде мрачные помещения морской тюрьмы, прозванной «Бутылкой» за ее круглую форму, предоставлены многочисленным кафе, магазинам, салонам красоты и тому подобному. В доме коменданта разместилась школа креативных индустрий, там и мне довелось выступать как-то, — помню, в то время по стенам этого трехэтажного здания между окон и вдоль водосточных труб волею креативных дизайнеров «ползали» огромные, почему-то розовые улитки, что-то, вероятно, символизировавшие.

Как пространство общественное, новая Новая Голландия — прямая противоположность того, что она собой представляла в прежние годы. Этот искусственный остров был всегда для посторонних закрыт. Всегда — значит с тех пор, как он образовался по пересечению строящихся каналов, с тех пор, как затеяли тут склад корабельного леса. Мне кажется, по сроку закрытости Новая Голландия уступает только Адмиралтейству.

В советское время, да и потом еще — до середины нулевых, островом владели военные. Не буду утверждать, что именно по этой причине в ленинградских путеводителях столь достопримечательное место как туристический объект предпочитали не афишировать. Главное здание института, в котором я учился, располагалось от Новой Голландии менее чем в двухстах метрах, — в этот промежуток (если вдоль Мойки) всего-то укладывался лишь канал (Крюков канал) с единственной набережной, одно здание и одна улица. Но не в той стороне кипела жизнь города, и не туда направлялись выходившие из института; там как раз кипеть было нечему — ниже по течению Мойки начинались тишайшие уголки Коломны. Забрести сюда со стороны можно было только ради эстетических впечатлений. Лишь узкая река отделит вас от стен угрюмо-величественного здания, похожего не столько на склад, сколько на фантастический замок (способ хранить лес «по-голландски» — стоймя, с определенным креном, — требует особых архитектурных решений). И эта арка, избыточно высокая — высоченная арка, дерзко заключающая в себе кусок неба, — арка словно сама для себя, словно не для глаз посторонних, — кирпич и гранитные блоки, — она возвышается над узким каналом, уходящим под ней в неразличимое нутро чего-то непостижимо нездешнего…

А все-таки шла Новой Голландии обшарпанность и заброшенность, была к лицу. И то, что кромка берега перед стеной заросла кустарником и деревьями. И что ветви деревьев над водой нависали. И никому бы в голову не пришло на склоне к воде стричь траву. Странную вещь скажу: ей шло, что никто о ней не заботился.

Но что больше всего меня тогда поражало, вы не поверите. Я скажу: часовой.

Там по высокой траве ходил часовой. С карабином. Средь бела дня.

Ты стоишь на набережной Мойки перед чугунной ажурной оградой, а напротив, на той стороне, в нескольких метрах от тебя по береговой кромке перед кирпичной стеной архитектурного памятника, если правду сказали, утилитарного классицизма — ходит часовой с карабином.

Там был пост у него.

Для чего? От кого он и что охранял? Неужели кто-то мог через Мойку?..

Вплавь? На плоту? На надувной лодке?

Не знаю.

Но был, был. Сам видел.

Скорый мальчик