Книга о Петербурге

Был он тут весной и осенью, — что до весеннего визита, дата указывается расплывчато: «апрель — ранее 17 мая» (1891). Известно, что 6 апреля он побывал у родственников на Среднем проспекте, а перед этим они вместе с сестрой ходили на Неву смотреть ледоход. Но что-то мне подсказывает, что, чем ледоход на Неве и визит вежливости к кузине, журнал на немецком под редакцией Каутского был ему интереснее. Первым делом, сдается мне, он к этому таинственному химику должен был бы поторопиться — к знакомому Энгельса и Либкнехта (да, и Либкнехта тоже) — в нашу будущую школу, сюда.

И вообще — что же это получается? В нашей, получается, будущей школе как бы бил один из ключей, что ли, марксистского самообразования молодого Ульянова?

А таинственный ранний марксист, шестнадцатью годами Ульянова старше, Людвиг Юльевич Явейн, собеседник Энгельса, был вроде как, что ли, предтеча?

И это было прозёвано?

И я сейчас, что ли, по существу, работу тех идеологов выполняю?

Отлично. Вот вам сюжет, любители альтернативной истории. Преподаватель химии Л. Ю. Явейн, вместо того чтобы запасть в числе первых в России на марксизм, разделяет побочное увлечение своего учителя Бутлерова, а тот, как известно, кроме того, что был великим химиком, слыл еще и видным спиритом (из-за чего ссорился с Менделеевым). Нет, не слыл — был одержимым приверженцем спиритуализма (как называли у нас тогда спиритизм). И вот новоиспеченный спирит Л. Ю. Явейн, под влиянием учителя и с яростной силой убежденного неофита, заражает, со своей стороны, идеями спиритизма молодого Ульянова, причем в ущерб учению о прибавочной стоимости. Как это отразится на судьбах России, думайте сами. Тут главное, что кульминация действия произошла в нашей будущей школе.

А если серьезно? Разве не были в школьные наши годы так называемые ленинские места возведены в культ («здесь каждый камень Ленина знает») и разве почитание этих мест не достигало той степени, когда уже в плане обратной реакции начинало себя оно отражать в анекдотах (коньяк «Ленин в Разливе», мыло «По ленинским местам»…)?

Хотя — с чем сравнивать.

Про Северную Корею ничего не скажу, я там не был, а вот случилось мне побывать в Австрии на родине Шварценеггера, в небольшом поселении Тале, в десяти километрах от Граца: школа, в которой учился Арнольд, – – дерево, под которым он сидел со своей будущей женой, – – озерцо, на котором они катались на лодке, – – пешеходная тропинка в виде контура его головы и т. д. и т. п. – –: с указателями, табличками, информационными стендами… В самом Граце двое заезжих московских концептуалистов убедили городские власти в необходимости воздвигнуть дорогостоящий гигантский прижизненный памятник Шварценеггеру в образе Терминатора, и уже дело на мази было, но против культа выступил сам герой — потребовал убрать, как мне объяснили, его имя из названия стадиона (стадион его имени был) и отказался от звания почетного гражданина города, а все потому, что местные левые осудили губернатора Калифорнии Шварценеггера за конкретный случай смертной казни. Так что в Граце, когда я там обитал около месяца, культ Шварценеггера присутствовал в латентном виде. У выхода из супермаркета, например, просил подаяние раздетый по пояс человек: демонстрируя мускулы, он изображал из себя Арнольда. В целом, мне кажется, прижизненное почитание шварценеггеровских мест давало фору нашему прежнему почитанию — ленинских.

Нет, чем пристальней всматриваемся в прошлое дома № 2 по Подольской улице, тем выразительнее обнаруживает свое значение прикладная сторона дисциплины «химия». Преподаватель-то аналитической химии не был кабинетным теоретиком: во время революции 1905 года профессор Явейн входил в «боевую группу химиков», — уже по названию ясно, чем она занималась.

Чтобы ни на кого не наговаривать зря, обратимся к источникам. Николай Буренин, ключевая фигура в «боевой технической группе большевиков», пианист, которому доводилось аккомпанировать «с душевным трепетом» (его слова) самому Шаляпину, став вдобавок писателем, вспоминал: «Взрывчатые вещества добывали частью в Финляндии, а частью, всеми правдами и неправдами, получали от петербургских химиков… Принимал в этом деле участие и профессор Явейн». Да, это он, Людвиг Юльевич, специалист в области технического анализа, исследователь гексиленов и метафосфорных кислот (знал бы я, что это такое…).