Книга о Петербурге

Самое удивительное, что Ленин ничего этого не знал. Володе Ульянову и трех месяцев не было, когда умер дед Александр Дмитриевич, так и не увидевший внука. Похоже, молодых Ульяновых не сильно занимала их родословная. Только после смерти Ленина его сестры заинтересовались корнями семьи, благо Мариэтта Шагинян с ее исследовательским энтузиазмом способствовала разысканиям. Тут и засекретили, вопреки желанию Анны Ильиничны, обнаруженные особенности ленинской родословной, включая еврейское происхождение деда с его братом, а также загадку отчества Дмитриевич. Сегодня об этом написано много, даже слишком много. Удивился бы Ильич, прочти он статью Михаила Штейна «Род вождя. Генеалогия рода Ульяновых», напечатанную в газете «Литератор» в перестроечном 1990 году (№ 38)? Думаю, вряд ли. Принял бы к сведению, и все.

Но чему он удивился бы, мне кажется, это если бы узнал, где прожил 52 дня в девяносто пятом году — на каком убийственном месте, имевшем отношение к его пращурам.

3

Бронзовый классик сидит нога на ногу, скрестив пальцы в замок на колене. Место историческое — у Владимирской площади, в торце Большой Московской, напротив храма, прихожанином которого был живой Достоевский, непоседливый, вспыльчивый, грешный мирянин, еще не ставший памятником. Он и жил рядом.

Бронзовый склонил голову и смотрит вниз наискось. То ли отвернулся от чего-то, то ли просто глядит в пустоту. Но пустой эта площадка как раз не бывает — всегда тут кто-нибудь есть. Очень удобное место для назначения свиданий — всегда кто-нибудь кого-нибудь ждет. А на скамье рядом могут расположиться выпивохи, бомжи, притягивает их сюда какая-то сила (хотел же когда-то Ф. М. написать роман «Пьяненькие»), тут у них клуб. Или музыканты играют на экзотических инструментах. И всегда народ снует — из метро и в метро.

Перед этим памятником однажды на моих глазах произошла совершенно фантастическая сцена. Случай невероятный и абсолютно «петербургский», — мне кажется, в ином месте такое совпадение произойти не могло. В свое время я рассказал о нем в эссе, посвященном этому монументу, оно вошло во вторую книгу о «тайной жизни петербургских памятников». Не буду пересказывать сызнова, просто приведу финал.

…Представьте себе, летний день две тысячи какого-то года — двое встречаются в условленное время и на условленном месте — здесь, «у Достоевского». Двое — это Павел Крусанов и я: вообще-то, мы ждем третьего, уже не помню кого, да это и не важно, он все равно опоздает. Писатель Крусанов пришел раньше меня, и я увидел его издалека, еще не перейдя площадь. А подходя к памятнику, отметил боковым взглядом тот самый клуб здешних сидельцев, разместившийся на каменной скамье, — совершенно обычный для данного места. Необычным был только один из них (из-за него эта компания и обратила на себя внимание) — он резко выделялся каким-то уж совершенно запредельным видом, — просто не заметить такого и пройти мимо невозможно было, ну я и царапнул по нему взглядом.

Подхожу к постаменту, жму руку Крусанову, он достает из сумки две бутылки пива, одну мне дает, открываем, делаем по глотку. Сейчас бы мы не стали вот так пить пиво, и не потому, что на улице теперь запрещено, а потому, что оба и как-то синхронно давно уже разлюбили этот напиток. А тогда это было, в общем-то, в порядке вещей, особенно если ждешь и стоишь на месте. Вот мы стоим у гранитной тумбы, ждем опаздывающего товарища, говорим о чем-то — да о литературе, наверное, — и тут я замечаю, что тот субъект жуткого вида отделяется от скамейки и направляется к нам. Понятно, что сейчас последует просьба о вспомоществовании, и я внутренне готовлюсь к этому. Вид у него… как бы это сказать… появись такой на экране, никто бы не поверил в реальность образа. Это когда хочется отвернуться: «О господи!» (Ну вот, снова вспомнил Сокурова — про лица людей, на которые надо смотреть, чтобы их полюбить…) Лицо неравномерно опухшее, глаз заплыл так, что века не видно, но тут лучше остановиться в описательной части… И по одежде видно, что где-то лежал, где лежать не принято. Поддат, но в движениях верен, и подходит он к нам достаточно целеустремленно — с видом человека, понимающего, какой вызывает эффект. Подходит и, подобострастно извинившись, осипшим голосом страдающего алконавта просит добавить на пиво — войти в положение.