Были они с двумя ободками, делящими их по высоте на три равные части. Допускаю, ободки придавали всему предмету необходимую жесткость, но там еще фокус был с погрузкой: приезжала грузовая машина вроде нынешнего эвакуатора, привозила пустые баки, которые с грохотом потом скатывались на асфальт, а баки, полные мусора, посредством скобообразного приспособления, подогнанного к ободкам, загружались в машину. Один такой грузовик мог везти одновременно шесть баков — по три штуки на одну сторону кузова. Между прочим, это чисто ленинградский способ уборки мусора. В других городах справлялись иначе.
Или взять крышку — я сказал «откидную»; на самом деле на откидной круглой крышке была еще одна, меньшего радиуса и с тем же центром: обычно ее-то и оставляли открытой, и этого было вполне достаточно, чтобы опрокинуть туда ведерко без пищевых отходов.
Почему без пищевых?
А вот почему (но сразу оговорюсь: эта интрига относится примерно к семидесятым годам прошлого века).
Партия и правительство решили тогда укрепить кормовую базу животноводства. Помочь ему в этом деле должно было сознательное население, в частности — городское. Придумали собирать у населения пищевые отходы — для откорма свиней. На каждой лестничной площадке поставили ведро емкостью до десяти литров и с обязательной надписью «КОРМ». Появятся ли у вас картофельные очистки, или кот откажется есть продукт, или покроется плесенью помидор, вы это выносите на лестничную площадку, поднимаете на ведре крышку и бух в КОРМ — вот и вся ваша помощь свиноводству. За дальнейшую судьбу ваших пищевых отходов отвечает дворник — ему за это полагаются премиальные. Собранные со всего дома (а это у нас, кажется, семь лестниц) пищевые отходы увозятся спецтранспортом в свинооткормочное хозяйство; там их подвергают термической обработке под высоким давлением, а что дальше, я, честно сказать, не знаю.
Знаю, что для организации всего этого непростого процесса создавались какие-то специальные конторы по заготовки неплановых кормов. И что с одного ленинградца при планировании результатов ожидался ежедневный взнос в сто граммов пищевых отходов. Мне кажется, я с этой нормой справлялся.
Лично меня ситуация с пищевыми отходами вполне устраивала. И проще, и удобнее вынести арбузные корки за входную дверь на лестничную площадку, чем нести вниз по лестнице и далее через весь двор, вот сюда, к этой кирпичной стене, где условно сейчас нахожусь… Но имелись и другие, признаю́, мнения. Не всем нравилось. Недостатки у предприятия, несомненно, были свои. Мы никогда не сдвинемся с места, если будем обсуждать детали. Возвратимся к помойным бакам.
В начале 1992 года, то есть когда к власти пришли самые что ни на есть реформаторы, а прежний режим как пал, так и рассыпался, прошел, значит, слух у нас во дворе, что помойные баки вообще ликвидируют. И будем мы выносить помойные ведра на набережную Фонтанки строго по расписанию мусоровоза, который возьмет как бы шефство над нами. Беспокойство охватило жильцов, никому такая реформа не нравилась.
К счастью, все обошлось. Но только для четных номеров домов по Фонтанке. Во дворах четных номеров, на нашей стороне набережной, баки оставили. А вот на нечетной стороне, на том берегу Фонтанки (нет дыма без огня), действительно решили провести эксперимент — посмотреть, что получится, если помойные баки вообще убрать и заставить людей выходить с ведрами по расписанию.
Бывало, выйдешь вечером из дому, идешь по Фонтанке в сторону Гороховой, а на том берегу люди в группы сбиваются, образуют, похоже, очередь; ведра помойные на поребрик поставили, а сами ждут: приедет ли?.. а вдруг не приедет?
Написал я тогда свою первую пьесу — «Дон Педро», про двух пенсионеров, Антона Антоновича и Григория Васильевича. В первом же эпизоде они у меня встречаются вот в такой очереди. У Григория Васильевича при этом, оказывается, украли недавно ведро с очистками, и он пришел без ведра — вдруг свое обнаружит… Пьеса, вообще-то, о другом, но примерно с этого начинается.
По радио передавали, в театрах шла.
Я к тому это говорю, что прочитал в социальных сетях где-то, как один сравнительно молодой человек рассказывает о прошлом. Будто бы при советской власти нельзя было ведро с картофельными очистками нигде оставить — сразу же украли бы.
На это хочу возразить. Во-первых, Софья Власьевна в данном случае ни при чем. Во-вторых, я знаю, откуда ноги растут. Отсюда растут. Но: надо учитывать жанр — моя трагикомедия, конечно, про правду жизни, и все-таки, господа, пьеса эта — все-таки с элементами драмы абсурда.
4. Паз-проход
Всякого зашедшего в этот двор-треугольник непременно повлечет направо — в ход-проезд, или паз-проход, при остром дворообразующем угле, с поворотом налево — за угол пятиэтажного флигеля.
Объясняю толковей.
Дом, в котором прошла бóльшая часть моей жизни, обладает особенностью, которая в детские годы мне казалась фокусом. С внешней, парадной стороны он четырехэтажный, а с внутренней, выходящей во двор — у него пять этажей.