Книга о Петербурге

Мне кажется, здесь не установка на постмодернизм, а следование человеческой природе, естественному стремлению отстоять свою творческую независимость перед строгим лицом реальности. Вот и информанты Штелина, должно быть, подчинялись тому же неписаному принципу, когда, обращаясь к туманному прошлому, давали волю фантазии, что не мешало, наверное, им убеждать себя самих в истинности собственных воспоминаний.

Я тоже охоч до анекдотов, но моя беда — не умею придумывать. Поэтому всегда говорю правду. Да ведь всем известно, реальность интереснее выдумки о ней.

Если встретите обо мне литературный анекдот — источники не буду указывать, — знайте, это именно литературный анекдот и все неправда. Правду о себе только я сам рассказываю. Вот кто не соврет!

Ну и как же нам после этого верить добросовестному академику Штелину? Как же верить анекдотам, когда они анекдоты?

Я вовсе не хочу защищать Петра. Случиться могло все, что угодно. Но анекдот — всегда анекдот. А если без анекдота?

Леблон был из тех европейских светил, к авторитету которых Петр испытывал глубочайший пиетет, при всех своих возражениях генерал-архитектору. Жозеф-Никола Делиль, объяснявший Петру важность астрономических наблюдений для точного картографирования… Христиан фон Вольф, рекомендовавший европейских ученых в будущую Академию наук… Это люди, с которыми Петр считал за честь беседовать. Фредерик Рюйш, в преклонные годы посвятивший Петра в тайны бальзамирования и уступивший его уговорам продать свою знаменитую анатомическую коллекцию… Ударить Леблона дубиной было то же, что и Лейбница.

Точно так же Екатерина II благоговела (без дураков!) перед Дидро и Вольтером, а Эйлера, которого сумела вторично завлечь в Петербург, считала вообще чудом из чудес и живой драгоценностью (нельзя же все сводить к одному лишь престижу и стремлению выглядеть просвещенной).

Аргумент «нет дыма без огня» — вполне допустимый. Деревья действительно засохли, но не по вине Леблона; историк и археолог Виктор Коренцвит показал то, чего не знал Штелин: именно Леблон, а не кто-то другой (не Меншиков) сообщал Петру в ноябре 1717 года неприятные известия о деревьях. Так, может, отсюда и растут уши?

Полагали, что Леблон в конце жизни не исполнял обязанностей, но, вопреки общему мнению, В. А. Коренцвит в своей книге о Летнем саде показал, что это не так: Леблон, отнюдь не отстраненный от работ, продолжал строительство Летнего сада и даже незадолго до своей смерти делал соответствующие распоряжения.

Согласно «подлинному анекдоту», Петр, получив меншиковский донос, примчался из Шлиссельбурга (не из-за границы!) уже на другой день, — вообще-то, до Петергофа далековато будет. Не проще ли ему было послать гонца с приказом остановить, коли так, безобразие? А возьмем коварного Меншикова, — зачем надо было клеветать Александру Даниловичу, если знал он, что обман сразу раскроется? Чтобы — спиной о стену? Или он действительно все так тонко рассчитал с прицелом на желанный результат — убрать Леблона?

Но ведь умер Леблон, даже по анекдоту, не сразу, но «в следующем году», а на самом деле через год.

Если же без анекдота, то причина смерти тоже известна — от черной оспы.

Как же это все получается — с анекдотами?

А вот как.

Выделим действительно «достоверное» из штелинского анекдота об унижении Леблона.

Известно, что:

a) смерть Леблона — преждевременная (40 лет человеку);

b) Меншиков, склонный к интригам, питал неприязнь к Леблону;

с) Петр был крут;

d) и очень любил деревья.

Чтобы объяснить a, зная b, c, d, надо изобрести правдоподобную версию, примиряющую все пункты. Собственно, такая версия изобретается автоматически — сама собой (преждевременная смерть побуждает к догадкам, а тут вам ряд непреложных фактов).

Пазл сам складывается.

Идеально!

Попробуйте изобрести другую историю.

Можно, наверное, и другую. Но она не получится столь красивой.

Другая история потребует вмешательства Случая. Заболеть оспой — это Случай. Но зачем эта оспа несчастная? Ну ее. Оспа — просто, некрасиво, банально.

Хорош тот анекдот, который самому не терпится рассказать. Этот как раз такой.

Историку Евгению Анисимову история с побоями представляется убедительной. Во всяком случае, он ее излагает (не забывая, впрочем, назвать тем, чем является, — версией) с добавлением своих красок. Меншиков «вытер кровь и сопли кружевным брюссельским галстуком, почесал бока да и пошел по делам…».

В таком виде «версию» подхватывают на многочисленных сайтах.

Да он и рассказал ее как анекдот — с подробностями от себя. Другие рассказывают с другими подробностями.

Вспоминаю, что сам, по крайней мере дважды, слышал эту историю в устном пересказе — в обоих случаях от посетителей Петергофа. Оригинальный текст в записи Штелина рассказчики не читали, но восприняли анекдот в передаче экскурсоводов. Теперь восторженно — видно, что со своими подробностями, — пересказывали мне (признаюсь, и я на тот момент оригинальный текст Штелина не читал).