— Ты смотри — доплыл! — с некоторым удивлением сказал Сталин. — Вот настырный! Лаврентий, надо посмотреть, не было ли у него в роду грузин? Внимательно надо посмотреть!
— Да что там смотреть, Коба! — горячо сказал Берия. — Мать у него была полугрузинка. А прапрадед — чистый грузин. Родом из Гори. Я знаю, мне не раз докладывали. Цховребошвили была их фамилия.
— Говорят, у Чапаева в роду тоже Цховребошвили были, — задумчиво сказал Сталин. — Как это могло получиться, Лаврентий?
— Запросто, — не размышляя ни секунды, отозвался верный сподвижник. — Братья они. Близнецы. Как Ленин и партия.
— Неправильно говоришь, — наставительно заметил вождь. — Надо говорить — партия и Ленин. Торопиться не надо, жизнь сама покажет, кто из них матери-истории более ценен. Торопиться не надо, вопрос уж очень щекотливый!
Го-Мо-Жо, сидящий рядом с Калининым, вдруг затянул старинную грузинскую песню «Сулико». Калинин подтянул ему вторым голосом. Сидящие за соседним столиком их поддержали. Вскоре не выдержала и грузинская охрана — выбравшись из песка на берегу, охранники начали вторить поющим.
— На здоровие! — сказал Берия, протягивая вождю инкрустированный рог с «Хванчкарой».
Мао устало выбрался на песок.
С противоположного берега ветер приносил обрывки грузинской песни, исполнявшейся дивными сильными голосами. Мао обернулся. Чапаева на воде видно не было — видимо, раков ловил.
Из бамбуковой рощи вышел невысокий худощавый человек с седой бородкой и в темном пенсне, подошел к Мао, присел рядом с председателем и участливо спросил:
— Устали? Ну и как вам на нашем берегу?
— Идите к черту, Лев Давидович! — грубо сказал Мао. — Какой еще ваш берег? Тут, — он обнял песок руками, — вся земля — китайская!
Он устало закрыл глаза, и неожиданно на него снизошло вещее видение. Со стартовой площадки в Нанкине устремилась к звездам огненная ракета с гордым названием «Великий поход». Устремилась, чтобы принести великому Китаю звезды и то, что вращается вокруг них.
— Поехали! — весело закричал первый тайский астронавт.
Век Креста
Каждый раз, когда я вижу бывших коммунистических вожаков, прикладывающихся пухлыми губёнками к руке батюшки или стоящих со свечами во время богослужения, мне хочется сказать им: какою мерою вы меряете, такою и вам отмеряно будет.
Зачем мятутся народы и племена замышляют тщетное?
И буду пасти овец, обретенных на заклание, овец, поистине бедных. И возьму себе два жезла, и назову один — благоволением, другой же — узами, и ими буду пасти овец.
Идеи крови не проливают, кровь проливают уверовавшие в эти идеи — иным путем они не умеют их утвердить.
1. Не мир, но Крест
Св. Владимир (в миру — Владимир Ильич Ульянов, выходец из мещан Симбирской губернии, ныне пока еще Владимирского святого братства) после осуждения на казнь своего брата Александра сказал, что пойдет другим путем.
Видимо, Бог вложил эти слова в уста и направил будущего святого по стезе добродетели и созидания. В ранних работах св. Владимира можно найти упоминания о видении ему Бога единого, направившего недостойного на праведный, как тогда казалось, путь. «Блажен человек, которого вразумляет Бог, — замечает св. Владимир в философском рассуждении „О книге Иова“ и добавляет: — Он назначил пути мне!»[5]
Как всем известно, св. Владимир окончил Загорскую духовную академию.
В учебе проявил себя со всем своим прилежанием. Юный семинарист, обладая прекрасной памятью и усердием, заявил о себе еще во время обучения философско-религиозным трактатом «О беззаконии», творчески переработав Книги Пророков для условий социально-политической жизни России. Работа эта вызвала немало споров в богословской среде; многие священнослужители полагали, что не дело адептов Веры касаться мирских сует. Недовольными столь явной политизированностью работы остались и духовные руководители академии. Тем не менее указанная работа будущего святого была преподавателями зачтена.