Мао присел, опускаясь в воду, и поплыл, разводя и сводя под водой руки. Над водой виднелась только темноволосая, с обозначившимися залысинами голова. Чапаев, прищурясь, смотрел ему вслед.
— Экономно плывет, — одобрительно отметил он. — Одно слово — китаец. Но ошибок много.
— Ты собрался плыть, так плыви, — сухо сказал Берия. — Как от беляков драпать, так Урал ему по колено был, а тут нате вам — тренер по плаванию, недостатки других подмечает.
— Зарубил бы я тебя своей твердой крестьянской рукой, — с сердечностью сказал Чапаев. — Да вот товарищ Сталин говорит, подожди чуток, Василий Иванович, время к тому не пришло!
Берия пристально посмотрел на Сталина и обиженно замолчал.
Чапаев еще раз перекрестился, ухнул и бросился в воду, разбрасывая фонтаны брызг.
Мао уже отплыл довольно далеко, когда за его спиной послышались всплески и жадное отфыркивание, словно дельфину не хватало воздуха или кит после погружения на глубины отдыхал.
Вскоре Чапаев его догнал.
— Слышь, китаеза, — сдавленно и удушливо сказал он. — Не гони, не на скачках. Река вон какая широкая, нам еще плыть и плыть!
Догнав председателя, Чапаев тоже перешел на брасс и доверительно сказал:
— Маузер утопил! Как же я теперь без маузера? Именной ведь был, мне его всей дивизией дарили!
Мао сосредоточенно загребал руками.
— Ты что молчишь? — спросил Чапаев. — Силы бережешь?
— Думаю, — сделав паузу, отозвался Мао.
— И о чем же ты думаешь? — удивился Чапаев. — Интересуюсь я, о чем на воде думать можно? Я вот думаю только про то, сколько нам осталось до другого берега. Доплывем мы, али пора назад вертать? А ты про что думаешь?
— А я думаю о будущем китайского народа, — сплюнул воду Мао.
— Нате вам, — плевок красному командиру не понравился, и он благоразумно чуточку отстал. — А чего о нем думать? Детишки рождаются? Урожай собираете? Главное, чтобы было что жевать и чем жевать. И чтобы детишки рождались. Тогда будущее у любого народа будет.
— Я про светлое будущее думаю, — Мао перевернулся на спину и стал отдыхать. Янцзы медленно несла его по течению.
Чапаев плавать на спине не умел, поэтому он принялся кругами плавать вокруг Мао, уважительно косясь на выступающий из воды пупок.
— Стало быть, про коммунизм? — уточнил он. — А ты, Мао, за какой Интернационал? За первый или за второй?
— Я за особый путь развития, — признался Мао, глядя в безоблачное синее небо. — У европейцев свой путь, у Азии — свой.
— О как! — Чапаев замер на месте. — А мы каким путем идем?
— А вы евроазиатским, — сказал Мао. — На вашей стране два материка задницами столкнулись, потому у вас все так и получается — что ни сделаете, все удивительно выходит.
— Это точно, — согласился Чапаев. — Мы что ни сделаем, все через задницу получается. Знаешь, Мао, я вот думал, почему у нас так все получается. А ты в корень смотришь. Спасибо, разъяснил. Теперь и жить легче будет, всегда легче, когда знаешь, почему все так, а не иначе. А ты, значит, для своих все придумал уже. Так чего же мрачный такой?
— Потому и мрачный, — Мао перевернулся на живот и вновь поплыл. — Достижение светлого будущего возможно только кровавым путем. Иным способом равенства, братства и всеобщей любви не добиться.
— Это я понимаю, — согласился Чапаев, устремляясь за председателем. — Сам посуди, какая любовь может быть промеж мной и, скажем, белым офицером? Пока его сабелькой не достанешь, он в тебя так и норовит из трехлинеечки али нагана попасть. Тот светлое будущее и станет строить, кто живым останется. Иначе и быть не может.
— То-то и оно, — печально вздохнул Мао. — Только у вас сто пятьдесят миллионов надвое делить надо, а у нас чуть ли не миллиард.
— Долго сабельками махать придется, — вздохнул Чапаев.
— Ну почему — сабельками? — удивился Мао. — Можно мотыгами.
Некоторое время он сосредоточенно плыл вперед. Противоположный берег потихонечку приближался. Чапаев отстал. Наверное, задумался о перспективах китайского народа.
На берегу, оставленном пловцами, Лаврентий Берия надел пенсне и принялся внимательно разглядывать оставленные Чапаевым ордена.
— Слушай, Коба, — сказал он, — а ты знаешь, что первый орден Красного Знамени ему вручал Троцкий?
— Интересно, — лениво сказал Сталин, попыхивая трубкой. — Табак паршивый. Лаврентий, ты бы принес папиросы «Герцеговина Флор».
— Сейчас принесу, — Берия положил орден на место. — Но мне кажется, что ты, Коба, проявляешь политическое благодушие. Где наш пловец?
— Вон он, — Сталин трубкой показал на торчащие из воды руки. — Ныряет.
— Дно меряет, — догадался Калинин, — у нас в Твери мы мальчишками завсегда дно мерили, но там речка неширокая и глубина в ней небольшая была. А здесь! — он выразительно поежился.
— Так ты говоришь, раки здесь есть? — повернулся к нему Сталин.
— Должны быть, если китайцы всех не сожрали, — прикинул всесоюзный староста. — Уж если они с крокодилами справились, раков и подавно подчистую могли подмести.
От грузовика вернулся Берия, держа в руках черно-зеленую коробку папирос.