— Я к тому, что тень бросать не надо, — продолжил он свою мысль, — а разобраться в их взаимоотношениях просто необходимо. Все, кто ордена от Троцкого получал, врагами народа оказались — Блюхер, Тухачевский, Примаков…
— Нырнул, — сказал Сталин. — Товарищ Калинин, смотри, где он вынырнет?
В напряженном молчании прошло несколько секунд. Слышно было, как за соседним столиком спорят китайцы-то ли они пари заключали на своего вождя, то ли гадали, вынырнет Чапаев или останется в загадочных водах великой реки Янцзы.
— Нет нигде, — с некоторой растерянностью доложил всесоюзный староста. — Боюсь, потеряли мы героя.
— Жаль, — Сталин склонил голову и принялся раскуривать погасшую трубку. — Нелепая смерть. Человек должен гибнуть с пользой для общества — либо на поле боя, либо на лесоповале. Будем считать, что Василий Иванович погиб на поле сражения с белыми, — он подумал и рубанул рукой, в которой держал трубку. — Так будет политически правильно, товарищи. Лаврентий, эту мысль надо донести до трудящихся масс — мягко, доступно, но так, чтобы никто в этом не сомневался.
— Сделаем, — сказал Берия, задумчиво вынимая из ножен осиротевшую саблю, и взмахом ее разрезал воздух.
Тонко запела сталь, гомон за соседним столиком разом оборвался. От китайского столика отделился Го-Мо-Жо и подошел к Сталину с чашкой горящего маотая.
— За здоровье вождя мирового пролетариата! — горячо сказал он и лихо опрокинул горящую водку в рот. Китайцы за столиком принялись радостно рукоплескать.
— Молодец! — сказал Сталин. — Садись с нами, товарищ, выпей «Хванчкары»! Лаврентий. У нас еще осталась «Хванчкара»?
— Айн момент, — сказал Берия и поспешил к грузовику, держа чапаевскую саблю под мышкой. Обратно он вернулся с четырьмя бутылками «Хванчкары», но без сабли.
Сталин вопросительно посмотрел на него.
— Я у себя в особняке музей делаю, — сказал Берия. — Гражданской войне он посвящен. Эта сабля будет одним из основных экспонатов. Шутка ли — сабля легендарного Василия Ивановича Чапаева, погибшего в боях с белочехами на реке Урал!
— Бурку тоже в музей возьми, — сказал Сталин. — И ордена.
— Ордена возьму, — охотно сказал Берия. — А бурки не надо, очень от нее козлом воняет. Нина Теймуразовна ругаться будет.
Сталин смерил его прищуром желтых тигриных глаз и что-то пробормотал по-грузински.
— Зачем говоришь, что для двух козлов одного особняка мало будет? — обиделся Берия.
— Это я для тебя сказал, — вздохнул Сталин. — А ты мои слова для чего-то на русский перевел!
Он встал и неторопливо прошелся по берегу, придерживая больную сохнущую руку здоровой. Берег шевелился — для замаскировавшихся грузин из охраны Сталина вождь был все-таки слишком тяжел.
— А где товарищ Мао? — спросил вождь.
— Плывет, — щурясь на речную даль, сказал всесоюзный староста. — Вон его голова чернеет!
— Упрямый какой, — пробормотал Сталин. — Есть в нем какой-то мятежный дух. Кинул товарищей в краю родном и поплыл. Что ищет он на том берегу?
— Связей с международным троцкизмом, — подсказал из-за спины Берия.
— Русский народ и китайский народ — братья навек! — возразил от столика Го-Мо-Жо, счастливо уткнувший нос в бокал с «Хванчкарой». Видно было, что вино ему пришлось по душе.
— Правильно, — Сталин повернулся к нему и трубкой описал полукруг — Но всегда надо ставить вопрос: а что по этому поводу думает грузинский народ?
— Василия Ивановича жалко, — неожиданно огорчился всесоюзный староста. — Какой был человек! Какой человек! Джигит!
— Кстати, — Сталин повернулся к верному помощнику. — Надо, Лаврентий, посмотреть, не было ли в родословной Чапаева грузинских корней? Надо внимательно посмотреть, Лаврентий!
— Да что там смотреть, Коба! — кивнул Берия. — Мать у него была полугрузинка. А прапрадед — чистый грузин. Родом из Гори. Я знаю, мне не раз докладывали. Цховребошвили была их фамилия.
Мао плыл к берегу.
До него уже оставалось совсем немного.
Мао перевернулся на спину и снова принялся отдыхать, глядя в спокойные синие небеса. Ради политического и экономического союза с Россией можно было попить «Хванчкары». Пока приходится считаться с русскими, пусть их, как писал московский поэт Маяковский, сто пятьдесят миллионов, а китайцев в семь раз больше. Ведь еще саблями и мотыгами работать придется, внутреннего врага искоренять. Хорошо, что дети в Китае часто родятся и семьи, где их много, в провинциях не в редкость. Можно быстро наверстать упущенное, надо только постараться. Лиха беда — начало! А потом на планете каждый третий будет китайцем. А потом — каждый второй. Так и будет, пока не останутся одни китайцы. Как учил великий Конфуций, надо смотреть в суть и не отвлекаться на частности. А Китай, великий Китай, будет произрастать Сибирью. И еще он будет произрастать Индокитаем. И Южной Америкой. Да и Северной Америкой тоже. А там, глядишь, произрастем и Европой. Главное — смотреть в суть и не отвлекаться на частности.
Он устало перевернулся на живот и поплыл к берегу. Пресноводные креветки щекочуще кусали председателя за ноги, бессовестно, как русские девушки, лезли в трусы. До берега оставалось совсем ничего.