Может показаться, что мы видели все эти фокусы. «Песни зайцев» – разнообразная книга, испытавшая на себе разные продуктивные влияния. Пожалуй, главное из них – концептуалистское. В надвигающемся на нас мире вновь ценится тотальный язык, даром что обволакивающий, а не бьющий сразу в лицо, – и для деконструкции здесь раздолье. Потренировавшись на проблематизации письма («Не первое и не последнее» – отметим самоиронию), Илья Дик переходит к проблематизации речи. Среди его политических комментариев – пародии на ТВ-агитки, слегка завуалированные, остраненные «экзотическим» контекстом и переиначенными цитатами, в манере «новых эпиков» («Что нужно настоящему воину? / Стаканчик какао / Слагать стихи о смерти / и / телевидение: // Искорка лука в стакане гвоздей: // Мы / делаем / новости») – и вещи вполне прозрачные: «Напомним: ранее уже предпринимались попытки / вырастить хлеб на телеканале „Культура“, / однако колосья превратились / в слизистое говно». Стертость готовых форм компенсируется не только вольностью изложения, но и самим пафосом задачи – например, рассказать сказку о будущем:
«Был» – и пока еще есть. Во всем, что делает Илья Дик, есть капля той «новой искренности», которая не отменяет предыдущих литературных конвенций, а игнорирует их – на том основании, что пришел новый человек и впервые говорит свое. Кто-то в такой ситуации оказывается неосознанным эпигоном, кто-то ориентируется на местности, пытаясь угадать траекторию, выводящую к новизне, и наконец нападает на нужную ноту. Илья Дик как раз из числа последних.
Удивляет двойное дно лучших его стихотворений, причем второе дно как бы зеркально: оттолкнувшись от возможных интертекстов, мы возвращаемся к первой, будто бы поверхностной интерпретации, которая на поверку больше говорит нашему сердцу. Скажем, разворачивание фантастического мира из бытовой детали в стихотворении «Вафли», отсылающее то ли к «Джуманджи», то ли к компьютерной игре, то ли к сказке братьев Гримм о горшочке с кашей, прочитывается гораздо полнее и благодарнее через призму воспоминания о стихийном детском фантазировании – индивидуальном у каждого читателя, но все же имеющем много общих черт у всех.
Титульные зайцы могут вызвать бог весть какие ассоциации – как мы знаем, «философия зайца» не пустая насмешка, а тема для серьезной конференции, – но как ласковое обращение (например, к тем же детям) работают куда лучше. Обращение к многочисленным поэтическим приемам выдает мастерство – но и восторг оттого, что «это работает». От простой перестановки ударения («Вскрытие замков»), как от копеечной свечи, загорается сюрреалистическая работа; из желания сочинить скороговорку рождается упоение задачей:
Есть разные термины для позиции, в которой оказался Илья Дик и многие другие авторы: позиции, когда вещи делаются одновременно с серьезным и несерьезным лицом. Постирония, метамодернизм – наименование не так уж важно: важно принципиальное понимание, что игра – это серьезное дело и что от этого она не перестает быть увлекательной, дурашливой, разнузданной игрой:
Благодаря такому пониманию, сочетанию литературной умудренности с искренним заявлением своего приоритета на каждое новое открытие этим стихам доступен большой спектр эмоциональных регистров. В том числе нежность («Музыка, когда ты отец» и лучшее стихотворение книги – «Это так»), превосходящая постиронию, прорастающая по ту ее сторону.
Мое мнение об этой книге совпадает с последним словом ее последнего стихотворения[73]
.Евгений Стрелков. Сигналы: Стихи 2019–2020. Нижний Новгород: Дирижабль, 2021