Книга отзывов и предисловий

Пейзаж, рисуемый назывными или нераспространенными предложениями, в этой книге временами напоминает инвентарь, которому проводится смотр; взгляд в сторону – инструменты оживают, как щипцы для орехов в стихотворении Лира/Маршака, обрастают собственными эпитетами («Майский стих крылат / и ветренен. / Облакат / и тенен»). Обычно, впрочем, инструменты разложены строго – но строгость искупается прихотливостью их самих; их фонетической прецизией. После долгой подготовки произвести нечто моментальное – подход, который роднит поэта Стрелкова с его героями, учеными прошлого, например с изобретателем радио Поповым: он выведен в этой книге в роли фотографа. Одно из «пейзажных» стихотворений очень характерно называется: «Наблюдение»; здесь много любовных наблюдений – особенно над миром реки, ее видами и звуками, кораблями и бакенами.

Не следует, впрочем, думать, что перед нами благодушная книга – безоговорочный панегирик «доброму зерну науки» и технологиям со вкраплениями «пейзажной лирики». У науки и технологий – и у той же фотографии – есть обратная сторона. Под фотографическим негативом можно увидеть «фоторентген мощей», будто бы просвеченный радиацией в Сарове, где производили ядерное оружие. Стоит упомянуть, что эти стихи («РДС-Бездна») – своего рода экспликация к визуальной работе, инсталляции Стрелкова «Третья идея». Если точнее, стихи составляют с инсталляцией одно целое. В своем тексте на Colta.ru Стрелков пояснял: «…семь лайтбоксов, воспроизводящих деисусный чин иконостаса. Но только фигуры апостолов, архангелов, Иоанна Предтечи и Богоматери словно пронизаны рентгеном, так что видны ключицы, ребра, тазовые кости, суставы, черепа… Центральный лайтбокс сохраняет овалы и ромбы так называемой славы Спасителя, но фигуры Христа нет. А под этим центральным лайтбоксом на экране в замедленном темпе воспроизводится кинохроника испытания первой советской водородной бомбы. <…> В моем сознании это больше о том, что преграда, разделяющая сакральное и профанное, добро и зло (а ведь иконостас в церкви – это преграда, граница), истончилась до полупрозрачности, а водородная бомба как чудовищный рентген-аппарат просветила саму человечность».

Так красота науки неотделима от ужаса, который может быть наукой порожден; нужно ли говорить, что взрыв ужаса порождает мощнейший сигнал, рябь от которого воспринимается еще долго? Взаимосвязь добра и зла в науке необязательно показывать в большом масштабе: микромир (к которому относится и деление атомов) подходит для этого как нельзя лучше. «Смертельная научная игра / Bот ключ к познанию источника мутаций, / деления ядра», – пишет Стрелков в посвящении радиационному генетику, который созерцает опыты над обреченными плодовыми мухами.

Соитье мух в присутствии рентгена
всенепременно тронет хромосом
набор – хотя бы два-три гена
пойдут на слом.

Так известный в физике эффект наблюдателя (вооруженного определенной оптикой) влияет на сам объект наблюдения. Но точно так же мутации происходят не в мушиных, а в человеческих организмах – что возвращает нас к тревожной идее фигуры Наблюдателя, которого упорно отвергает наука. Так или иначе, сигналы, приходящие извне, невероятно сложны для дешифровки. Может быть, поэзия, смотрящая на науку и фильтрующая вместе с ней космические шумы, способна обеспечить стохастический резонанс, который помог бы эти сигналы усилить и распознать. Поэт – тот инструмент, который, если ненадолго оторвать от него взгляд, начинает вести себя непредсказуемым образом.

In memoriam

Памяти Алексея Колчева

Культурная инициатива

Утром 16 мая не стало Алексея Колчева; он умер в Рязани, в больнице; последняя написанная им строка – фейсбучный статус «В реанимации»; увы, все оказалось хуже, чем можно было надеяться. Страшно это осознавать, но смерть в больнице, где к тяжелобольному человеку «просто никто не подходил»[74], – событие из того мира, который Колчев видел и описал.