Книга отзывов и предисловий

В предыдущей книге Евгения Стрелкова «Лоции» есть важный для меня цикл «Троицкий», посвященный известному нижегородскому ученому-радиоастроному. В детстве я завороженно пересматривал фильм Павла Клушанцева «Луна», где показана и работа Троицкого – в том числе создание «искусственной Луны», черного диска. Радиоволны, отраженные от его поверхности, сравнивались с радиоволнами, отраженными от настоящей Луны. Радиоастрономия может использоваться и для поиска сигналов внеземных цивилизаций – и об этом в цикле «Троицкий» поют пирующие астрономы: «Мы возьмем сито помельче / – ажурное сито из оцинкованной жести. / Мы возьмем пыль погуще / – звездную пыль из волос Кассиопеи. / Мы просеем густую пыль в мелком ажурном сите. / Мы найдем зерно инопланетного разума!»

Реприза этих стихов есть и в новой книге:

Здесь искали инопланетный разум
в окрестностях Тау-Кита,
Ориона и Кассиопеи.
Здесь я, понемногу косея
от водки, запивая ее душистой стерляжьей ухой
Сидел рядом с радиоастрономами
По-над родной рекой.
Прислушивался: те сыпали шифрами, цифрами,
Уверяя, что вот этот всплеск,
он аномален, он – весть!

Сейчас плохое время для приема сигналов. В марте 2020 года прекратил работу проект SETI@home, в котором компьютеры сотен тысяч энтузиастов, образуя подобие коллективного искусственного разума, анализировали уловленные радиотелескопами сигналы. А в декабре рухнула антенна телескопа в Аресибо, грандиозного и символического прибора, напоминающего пустую тарелку: в нее так и не положили пищи богов. То же случилось с полигоном радиоастрономов над Волгой: «И где он, и где полигон? / Атлантида, навсегда нырнувшая в Волгу-Лету. / Как брошенное гнездо / ржавеет пустая ажурная чаша. / А вдруг прямо сейчас депеша / из окрестности Тау-Кита? / А тут – пустота».

Несмотря на это, название новой книги Стрелкова кажется мне жестом надежды.

Все сигналы, которые может уловить телескоп, – из прошлого. Для Стрелкова исключительно важно сохранение памяти – поэтической памяти – о науке прошлого и связывание ее с наукой настоящего. Неудивительно поэтому, что эту книгу открывают стихи о русском агрономе-пионере Андрее Болотове (ему будет посвящено здесь еще несколько текстов).

Ты наклонился – пред тобой
плод яблони земной
а над тобой плоды плеяд созревших
звездный урожай, Его свершенье.
Небесный сад как головокруженье,
как лейка над родимым садом
И электрическим разрядом
Стекает звездный ток
И тот росток
Трепещущий,
Ты сам…

Разностопный стих, сегодня чаще ассоциируемый с раешником, Стрелкову удается вернуть к торжественности, привив к нему пафос XVIII века – в том его изводе, который в современной поэзии, о XVIII столетии вспоминающей редко, ни у кого, кроме Стрелкова, не встречается. Речь идет о рационализме, о благодарной уверенности в неслучайности и вымеренности всего в мире. Это ощущение можно уловить, например, в стихотворении «Мысль», которое следует за идеей Алексея Хомякова о человеческом разуме, устроенном в согласии со «всесущим разумом». К Хомякову в этой книге восходит несколько стихотворений-стилизаций. Впрочем, чуткий мозг, работающий со знаковыми системами, может счесть сигналами не только старые стихотворения, но и все что угодно: фотохронику солнечного затмения 1887 года, погодные предзнаменования, полет птиц, амплитуду колебаний крыл насекомых. Собственно, амплитуда – важное для нас слово. Полюса-ориентиры, к которым тяготеет – по крайней мере, в этой книге – поэзия Стрелкова, заданы, с одной стороны, ломоносовской традицией научных стихов, с другой – дерзкой «естественной мыслью» Хлебникова и Заболоцкого.

Окрестный воздух был жуком.
И мухой дрозофилой – время
И перекручена жгутом
Молекула растила семя.