Что же это? Он абсолютно искренне убежден, что за лишнее слово, сказанное журналисту, его могут пытать. Саша, ты не за поролоновой стеной стоишь, тебя со всех сторон окружает непробиваемый поролон! Я не пробьюсь к тебе, не докричусь до тебя, пока ты живешь в поролоновом мире без свежего воздуха! Ну как это так? Человек был врагом, это правда. Но только на поле боя. Украинские солдаты пытались его спасти, перетянув жгутом кровоточащую ногу, и это было абсолютно нормально. Врачи в украинском госпитале боролись за остатки его здоровья. И это тоже было обычным делом, потому что клятву Гиппократа никто не отменял. А он с той стороны баррикад глядел на украинцев и видел кровожадных монстров. Поедающих детей. Насилующих женщин. Получающих рабов вместо боевых наград.
Но нет дыма без огня, подсказывает мне опыт. И я расспросил парня о причине недоверия к украинской медицине. А он довольно охотно ответил:
– Понимаете, нас сначала привезли в госпиталь в Волноваху. Они к нам там хорошо отнеслись сначала, но когда спросили, откуда мы, я не стал обманывать. Сказал, что из ДНР.
– А они?
– Они перепугались и засуетились. И, в общем, отказались от нас. И нас привезли в Мариуполь. Здесь, конечно, все по-другому. Медсестры за мной ухаживали.
Саша мечтательно улыбается. Думаю, медсестрам он нравился. Даже без ноги.
А он смотрит на пол, туда, где рядом с правым ботинком нет левого, и говорит о новеньких берцах, которые получил перед своим единственным рейдом.
– Мы когда пошли наемников искать, у нас и вооружения нормального не было. Ни бронежилетов, ни боекомплекта нормального. Я дополнительные рожки с патронами по всей казарме выпрашивал. В общем, берцы и автоматы. Все.
– Но вас реально послали на убой, ты же понимаешь это? – говорю. – Выдав какое-то непонятное вооружение неподготовленным людям, вас просто послали на убой. Что, собственно, и произошло, ты не находишь?
– Произошло, – глядя в пол, глухо отвечает парень. – Без ноги остался.
И тут я вспомнил случай, о котором несколькими днями раньше узнал в селе Крымском.
Там, на линии соприкосновения с украинскими войсками, стояли то ли казаки ЛНР, то ли замаскированные под казаков регулярные российские войска. А скорее всего, и те и другие, вместе взятые. И вот во время одного из боев солдаты двадцать четвертой бригады замечают, как над промерзшим полем встает в полный рост человек. Он оторвался от холодных и твердых, как ледяные торосы, комьев земли, и солдаты увидели зеленую трубу на его плече. «Муха», переносной гранатомет, был в боевом положении, и оставалась лишь секунда до того момента, когда человек на вспаханном поле нажмет на спуск. Ракета, нацеленная на солдат, могла принести смерть, и те открыли огонь на поражение. Они научились видеть опасность и реагировать на нее без рефлексий, как это делают люди, привыкшие к войне и уставшие терять своих товарищей в бессмысленных позиционных стычках.
Человека с зеленой трубой на плече опрокинуло, и он снова лег на пашню, теперь уже неподвижно. Взведенный гранатомет так и не выстрелил. Солдаты выждали, пока бой затихнет. За телом гранатометчика с той стороны не пришли. И тогда они сами вышли на поле. Когда военные подошли к неподвижному противнику, солдаты удивились. Обычно у человека, стреляющего из «Мухи», есть и автомат. «Муха»-то ведь оружие на один раз. Выпустил гранату – и выбросил пустой тубус. А у этого гранатометчика не было ничего, кроме одноразовой трубы. И бронежилета тоже не было. Значит, и сам он был солдатом на один выстрел. Выстрелил и забыл. Солдат выстрелил, и командир о нем забыл.
– А ще ми знайшли при ньому записку на картоні, – говорит мне Назар, парень, который участвовал в том бою.
– Що там було написано? – спрашиваю.
Назар пожал своими круглыми плечами и сказал:
– Ходімо. Сам побачиш.
Мы пришли на сельское кладбище. Нет более унылого зрелища, чем кресты на мерзлой земле, над которыми свинцовым покрывалом нависает серое небо. Один, свежесрубленный, кажется почти белым на фоне старых надгробий и сумрачных горизонтов.
Назар останавливается, не доходя до белого креста. Молчит с полминуты. Потом рассказывает:
– Тут лежить сєпаратист. Його гнали на забій, як скотину, бачте, ми його слова відобразили, які були у тій записці, що він мав при собі.
Солдат указал на табличку, и я понимаю, что предсмертная записка стала эпитафией для человека, приехавшего сюда издалека, за несколько тысяч километров, и оставшегося в той самой мерзлой земле, на которой он стоял и целился в украинских воинов. А Назар, один из тех, кто был для гранатометчика мишенью, стал читать вслух эпитафию на табличке. Вот что было в записке россиянина: «Из записки погибшего. Сразу бы застрелили! Кондратенко Дмитрий Викторович, Россия, Иркутск. Осознал, послали на убой, как быка. Батальон “Заря”, Луганск, прибыл 12.11.2014 года».
Он знал, что погибнет, знал, что назад его не ждут. Камикадзе необъявленной войны.
– Так як ми християни і він, напевно, також християнин, хлопці прийняли колективне рішення його поховати і збоку поставити хрест.