– И вы уже тогда догадались, что это Шмид?
– И что Шмид – это Говард Мартинели, – подтвердил с улыбкой Граф.
– И все благодаря забытой книге. Мне всегда нравилось слушать вашу глубокомысленную болтовню, – снисходительно протянул Пикар, заложив руки за голову и закинув ногу на ногу.
– Вот-вот. Вы, не задумываясь ни на секунду, отмахнулись бы от ключа к загадке. А ведь у меня и в самом деле не было ни версии случившегося, ни доказательств, кроме Шекспира, что Мартинели – это Шмид. Все те, кто мог бы заявить, что усопший – не Говард Мартинели, находились очень далеко, в Женеве, в Ла Роше. А кто этот мертвец – я не знал. Я должен был одновременно собирать доказательства и следить за настоящим Говардом Мартинели. Он изменился внешне и приготовился воскреснуть под другим именем. Я не сомневался в этом, а потому страшно боялся опоздать или спугнуть его.
– И вы заморочили голову бедняге Швабу.
– Ну, Шваб доволен. А этот хитрющий коротышка Буше, услышав суть дела, сразу понял, что я задумал.
– И затем, наконец, появилась госпожа Мартинели.
– Которую я считал одной из тайных пружин этой странной игры. Но, увидев племянницу и услышав, что хрупкая барышня едет ночью в Шпиц на похороны своего дорогого дяди Говарда, я подумал, что, кажется, нашел ту самую женщину, ради которой Мартине-ли пошел на преступление. – Граф перевел дух и продолжил: – Я не стал ей мешать, предполагая, что мы сумеем схватить влюбленную парочку в облюбованном ими безопасном месте. Видите ли, мне хотелось проверить до конца свою версию, к тому же, я надеялся, что предупрежденная нашим появлением девица, спасая свою шкуру, предаст Мартинели. Она не колебалась.
– Почему же тогда у вас такой подавленный вид?
Граф подлил себе еще немного вина.
– Потому что мы не можем официально обвинить Мартинели в убийстве моей клиентки. Достаточно веская причина, не правда ли?
– Он оказался слишком хитрым для нас, – меланхолично проговорил Пикар, по-прежнему созерцая потолок.
– Не сложно доказать, что он был в Берне той ночью – мы в состоянии сделать это без показаний Троллингера, – продолжал Граф. – Но у нас нет доказательств, что он совершил убийство.
– Вы все-таки подозреваете его?
– Да, когда я думаю о нем, я всегда вспоминаю только его кличку, а не имя.
– Да, его прозвище Шмид, а иначе «Щука» – замечательно подходит ему.
– Он страшно им гордился. Люсет Дион жаловалась, что раз сто слышала историю о том, как Говард заработал свою кличку – тогда он приехал на лето в Монтре и неплохо проводил время вместе с Бартоном и другими мальчишками.
– Щука, если вцепится, то ни за что не выпустит?
– Когда такие парни поддаются искушению, они превращаются в безжалостные машины смерти. Своего не упустят. Еще по пути в Берн сообщники решили, что Бартон должен всегда называть Говарда Шмидом – ведь если бы он оговорился и назвал его настоящим именем…
– Да, господин Мартинели все продумал, ничего не забыл. Очень ловкий малый для любителя.
– Я хотел бы, чтобы вы перестали называть его ловким, – раздражением произнес Граф.
– И, тем не менее, он был весьма ловок. Вероятно, убил девушку собственным пистолетом – очень удобное тупое орудие убийства, легко помещается в карман – и сильно испачкал в крови рукоятку и перчатку. Но никаких пятен не осталось. Должно быть, он снял перчатку и, обернув руку носовым платком, стал потрошить сумочку – ему пришлось опустошить ее, чтобы имитировать нападение грабителя. Ни единого отпечатка пальцев ни внутри, ни снаружи сумочки; ни единого пятнышка крови на том костюме в чемодане, который для вас упаковали в Шпицхорне.
– Я все это знаю.
– Вас, конечно, не слишком интересуют мелкие, грязные детали – они больше по вкусу нам, бедным старым профи. Мы их любим. Он, должно быть, засунул все содержимое сумочки госпожи Шафер себе в карман – в левый карман – вероятно, чтобы не перемешать их со своими собственными вещами. Отыскав подходящее местечко, где-нибудь в горах или в лесу, он выкинул все. Все… – повторил Пикар, спустив ноги с кресла и выпрямившись. – Кроме этой штучки.
Лейтенант извлек из кармана небольшую деревянную коробочку, сдвинул крышку и позволил Графу взглянуть на маленький белый объект, защищенный толстым стеклом. Граф тупо уставился на вещественное доказательство, не веря своим глазам. Это был прямоугольник – примерно полтора дюйма в ширину и два в длину, причем два угла были слегка скруглены; посредине красовалась то ли стилизованная заглавная буква, то ли чья-то монограмма.
– Это лежало в его кармане, – пояснил Пикар. – Вероятно, он думал, что это бумажные спички, и часто дотрагивался до них, но так ни разу не посмотрел, что это такое на самом деле, – потому и не выбросил.
– Она показывала мне это. Это ее штопальный набор, – произнес Граф слабым голосом.
– Она показывала его квартирной хозяйке и уборщице из меблированных комнат. Чудесная маленькая вещица. Великолепная гладкая поверхность – на ней сохранились отпечатки ее пальцев… и его тоже.
– Пикар, черная твоя душа, почему же было не начать с этого, – воскликнул Граф.