Пикар сосредоточенно закрыл деревянную крышечку и вернул коробочку в карман. Закончив эту безумно сложную операцию, он ответил с невинным видом:
– Я собирался, но вспомнил, что рутинные методы нагоняют на вас тоску.
Несколько минут спустя подвывающий от смеха Пикар удалился. Граф спустился в лабораторию.
Доктор Троллингер, с интересом изучавший увеличитель, грузно повернулся к нему – так медленно и тяжело двигается старый усталый буйвол, пытающийся взглянуть на человека, который подошел к его загону.
– Все в порядке, доктор.
– В порядке?
– Полиция не будет вызывать вас в качестве свидетеля. Они нашли более убедительные доказательства. Другая сторона тоже не станет вас беспокоить, ради собственной же выгоды. Вы легко отделались, доктор. И против госпожи Дювалье обвинение больше не выдвигается.
Стараясь удержаться на внезапно ослабевших ногах, Троллингер прислонился к стене. Последовала довольно продолжительная пауза, наконец доктор обрел дар речи:
– Господин Граф.
– Да, доктор?
– Впредь я хотел бы выступать в роли вашего консультанта; причем желательно – на дружеской основе, без гонорара.
– Без гонорара, – рассмеялся Граф.
– Если, конечно, получу разрешение пользоваться этой лабораторией.
– Она в вашем распоряжении, так же как и весь дом.
– У вас здесь очень спокойно.
– Вам понравится моя жена.
Троллингер вытащил пачку банкнот из бумажника.
– Могу я попросить вас вернуть это господину Говарду Мартинели? Теперь я буду сам заботиться о своей пациентке – в больнице Святого Дамиана.
Граф вытащил из пачки два стофранковых билета.
– Помилосердствуйте, доктор! Вы возились с Бартоном Мартинели три недели.
Троллингер взял банкноты.
– Возможно, на них я имею право.
– А прочие я отошлю адвокату Мартинели – от неизвестного. На этом этапе следствия у обвиняемого обычно появляется масса сочувствующих. Так уж заведено.
Когда доктор ушел, Граф вернулся в библиотеку. Стоял приятный, прохладный августовский вечер – предвестник одной из первых прохладных ночей. Впрочем, после пятнадцатого августа в Берне часто бывает прохладно.
В очередной раз заверещал дверной звонок. Граф приготовился послать к дьяволу любых гостей, но увидев в дверях морщинистое лицо Антуана, покорно спросил:
– Что случилось? Кто это?
– Господин Граф.
– Ну?
– Там дама.
– В самом деле?
Антуан беззвучно протянул поднос с визитной карточкой.
Глава 21
На этом ставим точку
В кабинете почему-то было темно. Перешагнув через порог, Граф протянул руку к выключателю, но его ночная гостья настойчиво попросила:
– Пожалуйста, не включайте свет. Я просила вашего дворецкого не делать этого.
– Почему вы не садитесь, госпожа Мартинели?
– Я зашла всего на минутку.
Она стояла рядом с письменным столом в том же траурном наряде, что и во время последней встречи, исчезла только маленькая черная вуалька. В комнате нависла тяжелая тишина, наконец госпожа Мартинели сухо проговорила:
– Мне следовало дать ему развод. Я смогу помочь ему, заявив об этом?
– Это знает только его адвокат, госпожа Мартинели.
– Мы еще не обсуждали, что я должна сказать. Пожалуй, мне следовало выслушать его тогда, когда он просил у меня развода. Но его просьба потрясла меня. Я решила, что это просто глупая прихоть, надеялась, что он передумает. Мы ведь никогда не ссорились, даже когда говорили о разводе. Он знал, что я не стану скрывать свое истинное мнение. Я никогда не думала, что виною всему – Люсет.
– Не совершайте ошибку. Дело не только в Люсет Дион.
– Разве нет? – Она казалась несколько удивленной, но сил на протест уже не хватил.
– Он хотел все изменить, пока еще было время. Неистово хотел другой жизни.
– Надеюсь, на суде это скажут. А сам он несколько не в себе. Конечно, он не хочет видеть меня. Да я и не жду от него радостной встречи. Он ни с кем не хочет говорить. Я наняла ему адвоката.
– Вы наняли самого лучшего.
– Он говорит, что я вполне могу поехать в санаторий, или куда-нибудь еще, и вообще не выступать в роли свидетеля. И еще объяснил, что меня нельзя заставить давать показания против мужа.
– Совершенно верно.
– Но, конечно, я приду в суд, чтобы заявить: все это произошло только потому, что я не хотела дать ему развод. Когда-то он любил меня, но с чего я взяла, что его чувства неизменны?
– Все так думают. Это неизлечимо.
– Ну, ладно. – Во время разговора женщина смотрела куда-то за окно, в сгущающиеся сумерки, а теперь повернулась к Графу. – Я не вправе тратить ваше время. Мне хотелось просто зайти и забрать ту книгу.
– Шекспира?
– Если ему вновь понадобятся какие-то вещи, он мог бы взять ее.
– Конечно.
Граф подошел к шкафчику с картотекой и достал Шекспира. Положив томик на стол, он перелистал его и стер остававшиеся карандашные пометки, те, что были написаны между строчками. Казалось, госпожа Мартинели не обратила на это никакого внимания, лишь отметила:
– Томик и в самом деле совершенно истрепан.
– Я сейчас заверну его.
Пока Граф доставал бумагу и бечевку, она продолжала: