Книга правды

— Ты хитра, как ведьма, — рассмеялся король. — Нои ведьму можно отличить от сатаны, если ее как следует пощупать…

Незнакомка отбросила от своей груди его руки:

— Со шпагою в руках могу доказать вам, что я не последний мужчина Франции!

Я попытался повернуться, чтобы хорошенько ее рассмотреть. Задел локтем грудь, она запыхтела, как Харибда.» И бац, ветка в левый глаз. «Общие контуры тела приблизительно понятны, но без лица, мамаша, — прошипел Алекс Харви, щелкнув пальцами, — хотелось бы чего-то большего».» Глоток виски? Да залейся! На сцене уже промышляли «СайпресХилловцы». И с прихлопом, и с прискоком рванули с места в карьер. И все туда же: «Не Gets High, Не Gets High», — на пятом мордыхае меня разобрало. Я круто развернулся избушкой-охуюшкой, к сцене задом, к ней фасадом и… с треском, ломая ветки, мешком рухнул вниз под ехидный смех немногочисленной аудитории. И чего ржать? За три года до этого фестиваля, зимой, я выпал из окна пятого этажа. Две царапины и моментальный развод без права на обжалование. Это было действительно смешно. Отряхиваясь, отфыркиваясь, как собака после купания, глянул вверх. Хихи-хи…

С хрустом ломая кусты, Людовик выбрался на дорогу. В ратуше его озлобленная туша сказала инспектору Марэ:

— Графиню Рошфор, эту Show Girl с «Новой Волны» The Auteurs, выслать в деревни. Вместе с пучеглазым идиотом-му-жем, со всей ее химией и American Guitars… Она стала слишком дерзка в Junk Shop Clothes!

«Виски-то хоть отдай», — рявкнул я голосом истинного, гладкошерстного арийца. Слава богу, не по голове, и на том спасибо. А теперь — газуй, работник пера и топора. С противоположной стороны поля, на Melody Maker Stage рубился англо-украинский Wedding Present (с Петром Соловкой на ударных). У забора, прильнув к щитам, зависло с несколько десятков хронических безнадег (а с ними я, и мой сырок «Эдам» со мною). Наперебой обсуждали два главных события дня: первое принародное выступление Hole со времени смерти Курта Кобейна и нервный срыв Лу Барлоу, вокалиста Sebadoh, прям во время концерта.

— Он на полуломке был. Точно говорю…

— Играл минут двадцать. Потом первая струна — хрусть, пополам, вторая — хрусть, пополам. Гитару шмяк оземь, как заорет: «С меня довольно!» — и ушел с концами.

Люк Хейнес правильно пел: «Don't Trust the Stars». И если every man & a woman is a star, то в нашем Startruck-e доверять вообще никому нельзя. Вскоре Де Эон Гора был представлен мадам Помпадур — маленькому суккубу на высоченных каблуках-шпильках, мода на которые дошла до нашего времени… Де Эон, повторяя про себя «How I could be wrong», поразился ее страшной худобе (всюду выпирали острые кости) и затаенной грусти. Маркиза свела шевалье, в числе прочих гостей, на свой курятник, где в фарфоровых клетках сладострастно кудахтали куры…

Позже выяснилось, что Кортни Лав, впав в состояние Housebreaker, надавала пощечин Дэвиду Геджу (лидеру «Свадебного Подарка»). Гедж, приятель продюсера Стива Альби-ни, неоднократного крывшего ее в прессе, просто попал под горячую конечность. А Лу Барлоу, наш Idiot Brother, возвращаясь в отель, не выпуская из рук раздолбанный инструмент, вылез из машины на полдороге и отправился в ирландский паб. Там он забрался на стол и затянул «Dirty Old Town» The Pogues, сокрушая воздух залихватскими соло. Забыл, бедняга, что струн на гитаре не осталось. «Я беру аккорды на грифе моей руки, и буду играть, пока не порвутся струны», — пел это на подпольных концертах со своей группой, когда мне было восемнадцать. Глаза закрывал. «У меня геморрой и разбитое сердце», — пять лет спустя я с упоением исполнял на фоно для маленьких, но решительных проблядей одну из арий Феди Сафиуллы, моего друга. «А Зоя, ты помнишь рыб-бу, мы танцевали с тобою в ресторане «Досуг Моряка». А танго, мое последнее танго… Но я не претендую, ибо Я НЕ МОГУ…»

На прощание Помпадур сказала Де Зону:

— Хорошо, грязная козявочка, я буду вас помнить!

* * *

Light Aircraft on Fire

— He огорчайтесь, высокий принц— сказал Де Зон Конти. — Рифмы в песне Child Brides — это сущая ерунда, В любое время дня и ночи я могу говорить стихами Land Lovers, которые длиною будут, как отсюда, из Парижа, до… Ньюфаундленда!

Дэвид Гэдж, выражаясь грязно и образно, пожелал народу бурной ночи. «А хуй-ли нам, кабанам», — отозвался народ. Секыорити вжало в ограждения. Селевой поток распаренных человеческих тел грозным пчелиным роем несся к пивным палаткам. Просто Штурм Зимнего, вернее Светлого, Карлсберга Редингского, маркиза На Утро Де Аспирина, чтобы башка не трещала.