Книга правды

— Вы только подумайте, сколько денег ежегодно уходит на бесполезную борьбу с так называемыми «наркотиками». Это такая же индустрия, такая же пирамида, как и наркомафия. Они друг без дфуга жить не могут, обе калечат жизни. А все решается просто. Легализуйте их. Установите твердые государственные цены, ниже черного рынка, ужесточите наказания за убийства и воровство. Как только государство начнет извлекать доход, сразу же пропадет обаяние «запретного плода». Музыкантов, писателей упрекают в пропаганде, но мы честнее, мы показываем все так, как оно есть на самом деле. Для структур, типа «Отдела по борьбе с «наркотиками», легализация опаснее любой мафии. (Лу Рид — Уильям С. Берроуз — Декларация «Legalize It», 1989)

Боже, что это? В голове холодная зверская ясность, в карманах пусто, перед глазами Empire State Building. Но это не чертов Нью-Йорк, это ашлийская Африка… Африка, масса Дик! Чувствуя лихорадочное возбуждение метался из сторону в сторону, как живой карась на сковородке.

— Каковы результаты научных исследований? — вопрошал неугомонный Пол.

— Встал, хочется сесть. Сел, хочется встать.

— Так ты пробежись. Авось полегчает.

Рассекая промозглый ветер помчался к воротам. Вбежал внутрь.

* * *

Так вот оно какое, поле после боя?

Справа — Comedy Stage. Огромный телеэкран. Народ, распивая напитки, смотрит «Бешеных Псов» Тарантино. У дискотечных палаток танцуют по несколько десятков рейверов. Нет, это не для меня. Для такой муз-зы я слишком глумлив и измучен пивом. Вот «Счастливых Понедельников» послушал бы с удовольствием…

— Мы стали играть хохмы ради. В этой стране, когда сидишь на пособии, музыкой начинаешь заниматься от скуки. Поэтому-то в Англии каждый пятый — музыкант. И каждый второй из иих лабает тип-топ. Только потом, когда мы добились успеха, я стал вымуживать слова. Сам не понимал, чего пою, а все вокруг говорили: «Ну дает, парень!» (Шон Райдер, экс-Нарру Mondays, ныне Black Grape).

Под ногами шуршали отходы прогресса, оставленные про-грессорами и не бог весть какими разгульными профессорами — ковер из сплюснутых банок, пластиковых бутылей и прочей мотни. Подошел к главной сцене. Ночь трудного вечера. Группа чуваков со стеклянными глазами сосредоточенно наблюдала за разборкой аппаратуры. Внезапно оживились. «Вот он, мужики, догоняй!» И все рванули навстречу испитому человеку в продранной черной коже. Сам не заметил, как оказался вовлеченным в быстрый бег.

— Он, это кто? — спросил я, энергично размахивая руками.

— О’Нил, гитарист Undertones!

«Фыоить!» — присвистнув, поддал ходу. И резко остановился. Вспомнил, что у него недавно погиб сын. Поворот на сто восемьдесят градусов. Впитывая обрывки разговоров прошел мимо Melody Maker Stage.

— Madder Rose — это что-то. Да, брат, скажу я тебе…

Ваш-шу Маш-шу душу в корень с ррразъедритской силой, о

них-то я и забыл! Хотя, одновременно с Primal, изящная Мэри Лорсон смотрелась бы, как прекрасная дама в подвенечном платье посреди настоящего борделя, сборища забулдыг и подозрительных мудозвонов. Сомнабулические гитары, пост-торчко-вая элегия Rose никак не вязалась рядом с энергичными, напыщенными «Скримовцами» и сочными девками на подпевках.

Меня интуитивно занесло влево. Crap Stage. Неужели опять рейв? Вроде, нет. У сцена сгрудилось с три сотни человек. Мой прохудившийся нос явственно почувствовал запах жареного. И все-таки, лажанули мы здорово. Надо было приезжать за день, идти на поле, договариваться с мужиками в торговых рядах о ночевке и чувствовать себя спокойно, как Овод на расстреле. Бегло оглядел ребят с «Чепуховой Сцены». Travellers, мать их так раз так, New Age, черт возьми!

Выскочил из ворот. У информ-пункта, где на досках были развешаны сотни объявлений, типа: «Лиззи, буду стоять на Shed Seven у сцены в правом углу. Жду не дождусь, когда снова смогу подержаться за твои…» Огромный тент. Очередь прозрачных персонажей за горячим бульоном. На полу лежали люди и шкуры людей. Несколько шагов в сторону и — наскочил на полицейского.

— Да, сэр, нехорошие, нехорошие дела творятся в Соединенном Королевстве…

— Что?! — брови бобби удивленно взметнулись вверх.

— Взять тех танцовщиц напротив. Сколько они платят правительству за то, что прилюдно трахают белого медведя.

— Что?!

— Оптический обман, сэр. Общество защиты животных от животных приносит вам свои решительные извинения.

И я растаял в темноте.

— Ба, Вадимус! Какими судьбами, старый?

— Так как-то вот.

— Есть возможность попасть внутрь. Я сейчас зондирую обстановку, налаживаю международные связи с британскими раздолбаями.

— Как у тебя с деньгами?

— Интересный вопрос, как сказал граф Де Ла Фер Мент французскому королю. Десять баксов до Конца Света. А у вас, глаз-ватерпас, что, сгорел лабаз?

— Майку вот фестивальную купил на память.

— Майка — вещь серьезная. Ничего, сколько раз так было.

Кажется все, конец, а потом… россыпи Голконды. Ты извини за вчерашнее, старый. Может возьмешь мой спальный мешок?

— Ладно, замяли. Я у самаритян надыбал одеял.