Книга пророка Амоса. Введение и комментарий

В LXX предлагается несколько иное чтение: потрясутся (или: взволнуются) воды до моря (σαλευθήσονται ΰδατα εως θαλάσσης), то есть не люди будут ходить «от моря до моря», а воды (речные?) устремятся в море. Чтобы иссякнуть и лишить людей возможности утолить жажду? Не ясно. Или просто переводчики руководствовались желанием приблизить смысл к классическим образам библейской поэзии (ср.: Пс. 96[95]: 11; 98[97]:7 и др.)? Юнгеров предлагает простое объяснение: «Слово מי LXX толковников сочли за מי и перевели, в затруднение толковникам, ΰδατα – воды»[795].

Vulgata: a mari usque ad таге.

…от севера к востоку… מצפון וע1 מזרח. Плодородные земли расположены на север и на восток от Земли Израиля (на западе – море, на юге – Синайская пустыня). LXX: από βορρά εως άνατολών.

Таргум: от моря к востоку и от севера к востоку, מדנחא IV מימא עד מערבא ומצפונא. «Морем» (ים) здесь обозначается запад как сторона света.

…слова Господня… Таргум: учения (]ЗЬк) Господня. Карбоне и Рицци считают, что Таргум здесь «интерпретирует МТ в соответствии с требованием… галахи о необходимости учиться в школах Торы, руководимых учителями… Эта «учеба» находится в параллели со «словом Господним» в 8:11, которое передается в человеческой форме через пророческую традицию»[796].

…и не найдут его. Конец профетизма, как верно заметил Ринальди – «знак оставленное™ Богом»[797]. «Пророчество прекратится, – пишет он в своем комментарии к Ам. 8:12, – и никто не найдет выхода из трагической ситуации и не узнает, когда и чем окончатся наказания»[798].

Истинная смерть – в отсутствии слов Господа. Приотто, современный итальянский автор, анализируя Ам. 8:11–12, приходит к выводу, что это – «один из самых радикальных текстов Ветхого Завета. В нем часто появляется голод и жажда как знак Божественного наказания (напр., Ис. 5:13; 32:6), но никогда не говорится о голоде и жажде слова Божия! Здесь Амос пластично описывает Израиль скитающимся из конца в конец своей страны, как некий новый Каин (ср.: Быт. 4:12, 14), в поисках этого драгоценного хлеба, который есть слово Божье, и не находит его. Говорится о сметрельной жажде и о смертельной алчбе потому, что человек живет только тем, что исходит из уст Божьих (Втор. 8:3)… Отвергнув пророка, Израиль должен испытать голод, вплоть до смерти»[799].

Древнецерковная экзегеза объясняет отсутствие слова Господня прекращением пророчеств. Прп. Ефрем: «Пророк предсказывает иудеям, что не будет у них пророка, который бы, как бывало прежде, возвещал им словеса и глаголы Господни»[800]. Блж. Феодорит: «Нашлю глад и скудость не плодов и воды, но пророчества и Божественного учения»[801].

Свт. Кирилл рассматривает эти слова в двойной перспективе – как возвещение о скорых для современников Амоса событиях и как пророчество о времени Христа: «Когда будет опустошена Самария и вавилонянин будет жечь города, тогда, хотя бы кто и захотел узнать, в чем состоит воля Божия, какими действиями и речами можно получить от Него помилование, чтобы избавиться от гнева, не будет, говорит, учащего: наведу на них голод слова Божия, так что не отыщется решительно ни одного пророка, хотя бы они пробежали от запада до востока и от юга до севера… И иным способом: когда был распят Христос, жалкие иудеи почувствовали голод слова Божия, потому что у них не стало уже пророка, ни настоящего учителя, умеющего истончить толщу Моисеева повествования и разъяснить сокрытые письменами тайны, так как они не приняли Христа, говорившего: “Я хлеб живой, сшедший с небес и дающий жизнь миру”»[802].

Антииудейская полемика присутствует и в толковании блж. Иеронима, также объясняющего пророчество в применении к евангельским временам. Комментируя пророческие слова, он пишет: «Что следует сказать о голоде духовном? Этот голод в соединении с сильнейшею жаждою поразил, при воскресении Господа, иудеев, не имеющих хлеба, сходящего с неба, и той воды, которая истекает из чрева Иисуса. У них отнят закон, и навеки умолкли пророки; они переходят от моря до моря и от Британского океана до Атлантического океана, то есть от запада до юга и от севера до востока, и, странствуя по всему миру, не могут найти слова Божия»[803].

Находит святоотеческая мысль словам пророка и нравственное применение. Вот три примера.

Хромаций, епископ Аквилейский (IV в.) в одной из проповедей, цитируя Ам. 8:11, сравнивает голод физический и голод духовный: «Голод хлеба может истощить только тело, не душу; голод слова Божия умерщвляет и тело, и душу. Голод земного хлеба изводит человека из земной жизни, голод слова Божия изгоняет человека из жизни вечной и бессмертной. Прежде пришествия Христа Церкви угрожала эта опасность, но с Его пришествием опасность смерти изгнана»[804].