Книга скорпиона

Из общего гула звуков и голосов яснее послышался один. Даже не звук – мелодия разговора. Хлойи поняла, что та, другая, давно услышала эту мелодию и шла именно к ней. Звуки приблизились. Женщина сделала движение рукой, будто отодвигая тяжелый полог, и поманила Хлойи. Она выглянула из-за него и увидела неярко освещенную комнату. Там, напротив друг друга сидели двое мужчин. Одного Хлойи сразу узнала – это был Кровник. Второй был очень похож на него, только моложе. Они беседовали. Губы их не раскрывались, и слова исходили, казалось, сразу отовсюду.

Сухой, надтреснутый голос: «Люди злы и вялы. Некоторые из них. Другие малы и добросердечны. Третьи устали различать первых и вторых, и не думают ни о чем, кроме покоя. Кажется, что они сдержанны и спокойны, будто мертвые, но жизнь в них течет быстрее, чем в остальных. Они живут, как проклятые боги, познавшие боль и отчаяние. «Живущие по ту сторону», – так их называют. Они непонятны, пугающи, жалки в своем стремлении уйти от жизни. Наоборот, они вязнут в ней всё глубже и глубже, постепенно забывая о своих клятвах и проклятиях. Они люди, которые не находят себе места нигде, потому что не видят себя в жизни».

Голос то затихал, то снова усиливался.

«Они бродят по обочинам дорог. Ветер обдувает их пылью. Пыль садится на спины и бороды, с годами становясь все тяжелее и тяжелее, пригибая вниз, к земле. Неотвратимо. Они, эти люди, верят в смерть, как в избавление, но смерть лишь ступень новой жизни, и они плачут снова. И приходит время, когда они не знают, что делать».

Голос умолк. И Хлойи показалось, что пространство вокруг начало меняться.

«И что случается потом?» – голос, произнесший это был звонок и свеж. Она узнала в нем голос своего трехлетнего сына. «На что они надеются?»

Первый голос что-то хрипло произнес на незнакомом языке.

«На что?»

Губы Кровника медленно задвигались

«На Великое Чудо» – ответил Маркус Кровник, распорядитель иеросолимской тайной стражи.

Иешуа. Начало

Это было пустынное место.

«Место, где из земли идёт свет».

Тихая низина, поросшая шепотной травой, серые камни и колонны, бывшие некогда святилищем, а теперь ставшие пыльными развалинами. Лёгкий ветерок детской ладошкой колыхал сухие травинки и ветки кустов. Вечернее облачное небо казалось густым и тёплым, как сироп. Неподалёку брала своё начало река, и негромкий шум текущей воды наполнял воздух.

Иешуа сидел, прислонившись к нагретому боку исполинского камня. Сидел, закрыв глаза, ибо то, что он хотел увидеть узреть ими было нельзя. Он был один, неподвижный, цветом кожи почти сходный с неряшливой серой хламидой, наброшенной на худое тело. От глаз вниз пробегали, размывая грязь, две полоски и исчезали в чёрной, вьющейся бороде.

Он сидел здесь уже долго. Он ждал. Где-то там высоко-высоко в небе были те, кто не забывал о нём. Он позвал их. Он хотел спросить. Он хотел знать…

– Иешуа, Иешуа! Беги скорей ко мне!

Широко распахнутые руки матери. Запах её подмышек и волос…

– Уходи! – сильный голос Менглу. – Уходи отсюда! Здесь боль, здесь…

– Есть два пути в небо. Ты можешь стать одним из них…

Маркус…

– Мама, я не хочу спать.

– Ты пока ещё мал и слаб. Спи!

– Но я могу уже поджигать дерево! Смотри!

Испуганный вскрик…

Огонь… мне жарко…

Иешуа открыл глаза.

Свет. Резкий, слепящий, плавящий ночь и посылающий волны тепла. Золотисто-голубые силуэты, идущие к нему. Идущие спокойно и доверчиво, как к другу, как к брату, как… к одному из них. Иешуа закричал, попытался отползти, но от страха тело перестало ему повиноваться. Фигуры стали полукругом перед ним. Он посмотрел на одного из пришедших. В то место, где должны были быть глаза. И услышал музыку. Она лилась отовсюду, словно какой-то волшебник заставил воздух мироточить. В музыке был свет и жизнь, было раннее солнечное утро и бегущие по траве антилопы, была мама и невесомые горы вдалеке. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к музыке и будто провалился в колодец с тёмной жижей.

Всё вокруг исчезло и чёрная пустота, стремясь обеззвучить и поглотить, начала растворять сознание и тело. Силясь выбраться из неё, Иешуа зацепился за последний услышанный им звук той чудесной музыки. Он не помнил, какой он был, этот звук, просто напряг все силы, поднял глаза и запел.

Голубь на ладони, дыхание утра…

Звуки песни поднимались всё выше. Пустота отступала. Исходившее от песни сияние окрашивало тьму в рыбьи серебристо-голубые цвета.

Шелест воды, тонкие пряди…

Земля под ногами начала слабо светиться. Как будто кто-то там внизу разжёг костёр.

Пыль на дороге, бегущие волны…

Огонь разгорался всё сильнее. Отдельные, пока ещё узкие и слабые полосы света пробивались из-под земной коры и устремлялись в небо. Он чувствовал, как они проникают в его тело, как оно теряет свою форму, разрывается изнутри этими обжигающими потоками, становится огромным, как гора и больше, вырастает, обнимая собой небо и землю.

Древние стены, сияние полдня…