Не ждут, не ждут! Хоть спор наш не окончен.
И даже если разрешится он --
кто был неправ, бесчестен, непорочен,
кто был из нас без памяти влюблен --
не важно это! Потому больнее
хранить молчание, не брезгуя ценой.
Твоя душа румяней и белее?
Извольте объясниться, сударь мой!
* * *
Я -- воздушная гимнастка,
воздух мне -- и сват, и брат.
Опыт мой -- моя оснастка,
и опора мне -- канат.
Звукам музыки внимаю,
ничего я не боюсь,
то ногой канат поймаю,
то руками зацеплюсь.
Я на нем лечу по кругу --
лиц почти не разобрать,
восхищаю всю округу,
что не страшно мне летать.
Нет, не страшно. Мое тело
четко помнит каждый трюк.
Вверх и вниз гляжу я смело,
потому что крепок крюк,
вкруг которого несется
жизнь моя -- игра моя.
Может, кто и разобьется,
но не я, не я, не я!
МОЙ ГЕРБ
Настанет час -- судьбы ль теченьем,
пророчествам ли вопреки,--
вся жизнь наполнится значеньем,
как русло высохшей реки.
Мы встретимся -- два тайных вздоха,
два лика одного орла.
И нас благословит эпоха,
даруя царские крыла.
Как будет высоко паренье!
Как будут помыслы чисты!
Европа, мне бы твое зренье.
Восток, твои бы мне мечты.
* * *
Еще спешишь туда, еще ты веришь в чудо.
Решительно глядишь за ровный горизонт.
А я, смешно сказать, уже иду оттуда
и в небеса гляжу, чтобы расправить зонт.
Ты многое поймешь, ведь твой союзник -- время,
ты сможешь для себя почти что все решить.
А мой расчет похож на тягостное бремя,
которое, увы, не стоит ворошить.
Ты знаешь, как начать и как переиначить,
себя не потеряв, обиды отпустить.
А я могу легко всех только озадачить
и не могу, как ты, подолгу не грустить.
Пусть хватит тебе сил, чтоб не глядеть уныло
на то, что ты в сердцах когда-то натворил.
Не говори "прошло", а говори "так было" --
бог ношею тебя, но все же наградил.
Так выслушай меня! Уж сделай эту милость.
Не изменяй себе -- не торопись судить.
Одну, на всех одну ты хочешь справедливость?
Но разве есть она? И разве может быть?!
* * *
Погибла Троя. Карфаген разрушен.
Спаситель мира умер на кресте.
Угрюмый космос к жизни равнодушен,
не внемлет он рождественской звезде.
Страдают люди, ангелы и звери --
они опять живут перед войной.
Плохие новости. Я, кажется, им верю.
Или душе так сладко быть одной?
* * *
Кому -- учить, кому -- лечить,
кому -- спасать людей от смерти.
А мне бы просто -- отличить
твой план от общей круговерти.
А мне бы только угадать
твои слова, поступки, знаки,
которые еще, как знать,
тебе аукнутся во мраке.
Они тебя же и спасут.
Или, прости, за все накажут.
Ты сам себе свой высший суд.
Не я. И не Всевышний даже.
* * *
Я не знаю, где я, и не знаю, кто я.
Может, я -- луч зари уходящего дня?
Может, острая сабля? Молитва в тиши?
Может быть, я душа твоей робкой души?
Может быть, я надежда? О славе молва?
Может, я под ногами прохожих трава?
Может, ласточка я или в поле цветок?
Всех от жажды спасающий влаги глоток?
Может быть, я твой сон о великой любви?
Ты придумай мне имя, меня позови.
Кем ты хочешь, скажи, я тотчас обернусь
и на имя свое без труда отзовусь.
Будь ты трижды не прав -- я тебе помогу.
Я спасу, сохраню, от беды сберегу.
Как-нибудь назови, на поступок решись!
Только в выборе имени не ошибись.
* * *
Хочу быть музыкой твоей,
чтоб очищать твое пространство
от черных мыслей, черных дней
и торжествующего хамства.
Хочу быть нужной и простой --
хотя бы песней, но любимой.
А не надеждою пустой
и не мечтой неуловимой.
Пусть я угасну в тишине,
пускай придет к тебе другая,
пусть ты не вспомнишь обо мне,
моей мелодии внимая.
* * *
Мне лучше бы не лезть
и говорить поменьше,
подстраховать себя
мильонами причин.
Что в этом мире есть,
кроме усталых женщин
и правотой своей
гордящихся мужчин?
Мне лучше бы уйти
иль вовсе не родиться.
Но разве я пришла
без ведома небес?
Мне, чтоб тебя найти,
пришлось до слез учиться,
меняя божий дар
на личный интерес.
И вот теперь я здесь.
Кто бы меня поправил!
От сердца оттолкнул
и крикнул: "Не зови!"
Что в этом мире есть
вернее горьких правил?
Неужто наш восторг
по поводу любви?
* * *
Умершая родня приснилась.
Зачем приснилась? Для чего?
А небо вроде прояснилось,
как у начальника чело.
Никто уволить не грозится,
и организм мой не болит.
Но вот приснится же, приснится!
Не ангел так со мной шалит.
Кого-то, видно, огорчаю.
Обиду ли сама коплю?
Пойду пройдусь. И маме к чаю
конфет и пряников куплю.
* * *
Сидеть в гареме у фонтана,
дамасской розою дышать.
Любить, так самого султана!
И тюбетейки вышивать
шелками, бисером и ниткой
с названьем нежным -- "мулине".
Под черной газовой накидкой
спокойней будет мне вдвойне.
Смогу цитировать Хайяма,
кружиться в танце до земли.
И стан держать я стану прямо,
украсив пояс "ислими".
Звеня серебряной подвеской,
босой по бархату ходить
и за парчовой занавеской
по бровкам пальчиком водить.
К стеклу прилипшие снежинки
увижу разве что во сне...
Вот искушенье для блондинки,
живущей в северной стране!
* * *
Мой друг взбешен, подруга злится.
Никто не хочет мне звонить.
Чай с кардамоном и корицей
в отместку им я буду пить.
Начну мечтать об иноземном --
своя наскучила земля.
Расстаться бы на время всем нам.