Иеффай сам по-хорошему
Клан Ефрема осадил:
«Много раз был вами брошен я,
Вот и выступил один.
На призыв мой не откликнулись
Раньше вы войну начать,
А теперь всей вашей кликою
Вы права пришли качать».
О чём спорить с пустобрехами?
Их платформы разошлись,
Слово за слово, поехали,
И в итоге подрались.
Стенкою на стенку сходится
Войск еврейских контингент.
Началась междоусобица
Меж сынами двух колен
Манасии и Ефремова,
Что делили Галаад.
Здесь, конечно, не без демонов,
Раз восстал на брата брат,
Внук на внука и на правнука.
Так бывает у людей,
Для кого родство не главное,
А амбиции главней.
Зависть, хамство и озлобленность
Род людской переживут,
Перебить бы их оглоблею,
Только бесы не дадут.
Мелкий бес в душе поселится,
Для него война курорт,
Воду льёт на чёрта мельницу,
Нажимает на курок.
С тем, как бить одноплеменников,
Кто ж поможет, как не бес?
Они родины изменники,
К ним особый интерес.
Начал Иеффай расстреливать
Пленных всех до одного:
Беглецы они Ефремовы,
А не отпрыски его.
От такой расправы срочно те
Вплавь, кто как — за Иордан…
По воде шныряет лодочник,
В чине старший лейтенант,
Выполняющий инструкцию:
Объявился конь в пальто -
Учинить ему обструкцию:
Скрытый враг он али кто?
Ефремляне шепелявили,
Как Матрёнин самовар.
Всех тогда они подставили
Шепелявых под удар
У кого проблемы с дикцией
Или просто гайморит.
Попадали к особистам все,
Кто с прононсом говорит.
Особистам это запросто
В рот засунуть пистолет:
«Шибболет, скажите, братцы, нам»,
Те ответят — сибболет -
И уже не отвертеться им…
Только трупы по воде…
Всех их без суда и следствия
Эти, из НКВД…
Воды, кровью окроплённые,
Не снижали к морю ход.
Оттого его солёное
Мёртвым морем звал народ.
По кровавому обычаю:
Дуло в рот и на курок -
Сорок две погибло тысячи
Ефремлян за малый срок.
Цифры уточнять не велено
Свыше, но вопрос возник:
Сколько было там расстреляно
Шепелявых из своих
Особистами-чекистами?
Жрать всех заставляли вар,
Но язык они очистили,
Как Матрёна самовар.
Не гундосили до старости,
Говорили не свища…
(А следы былой картавости
Уже Гитлер подчищал).
Иеффай Судьёй Израиля
Был шесть лет, как наш Ильич,
Чтоб потомки его славили
Сорока хватило тысяч,
Добрым словом чтобы помнили,
Не забыли в пять минут.
(Это после миллионами
Счёт убитым поведут).
С миром Иеффай преставился,
В Галааде погребён…
Плодовитостью прославился
С Вифлеема Есевон.
Свой народ судил, не бедствовал
Он семь лет не задарма,
Святу месту соответствовал,
Ровный счёт ценил весьма.
Тридцать доченек и отпрысков
Тоже тридцать он имел.
Шестьдесят всего, всех досыта
Накормил, обул, одел.
Дочки замужем пристроены.
В дом отцовский сыновья
Жён ведут рядами стройными…
Настоящий был Судья.
От усердия преставился
Многодетный тот отец…
Чем Елон потом прославился
Умолчал писавший жрец
Иль читал я невнимательно.
Тоже с миром погребён…
А за ним в судейской мантии
Восемь лет ходил Авдон.
Доставали сорок отпрысков,
Тридцать внуков, куча слуг.
Поступил с семейство просто он:
Всем им выдал по ослу
Молодому, зато каждому,
А себе взял экипаж.
Образцово незагаженным
Содержал Авдон гараж.
Чтоб все жались по обочинам,
Когда едет детвора,
Были к крупам приторочены
У ослов спецномера.
Нулевые цифры первыми,
Между ног — спецмаячки.
Выли те ослы сиреною
Посреди глухой ночи.
(Когда в пробках продираются
Депутаты и послы,
Мне упорно вспоминаются
Те библейские ослы.
Причиндалы те же светятся,
Что на ляжках у осла.
Разве что, тех было семьдесят,
Ну, а наших без числа).
Глава 13. Не пей вина, Гертруда
Судьи всуе суетились.
Лет спокойных двадцать пять
Не бросала Божья милость
Израиль. Потом опять
Стали пить. Разврат, беспутство
Сил сдержать у Судей нет.
Что творится по кибуцам -
Срамота на целый свет.
Вместо чем служить примером
Для других, быть «лучше всех»,
Богу действуют на нервы,
Как в лицо колючий снег.
Никакого уваженья,
Натуральный детский сад.
Что дано для размноженья,
Обратили на разврат.
Показать им маму Кузьки,
Наказать Израильтян
Бог врагов на них науськал,
В этот раз филистимлян.
Предал Бог в чужие руки
Их на целых сорок лет.
(Знали мы такие штуки,
Только прока в этом нет).
Был из Цоры человек в то время,
Звался он Маной, его жена
С ним несла семейной жизни бремя,
Но была на ней одна вина –
Не могла родить она сынишку.
Чрево заключил Бог на замок,
Ключ запрятал в мужнину манишку,
А манишку ангел уволок.
От бесплодия её лечили
Лучшие Израиля врачи,
Исключили разные причины.
Не рожает баба без причин.
Ангел к ней приходит поздно ночью,
Говорит жене из-за гардин:
«Не рожаешь ты, а хочешь очень.
В чём тут дело, знаю я один:
До утра с подругами сидите,
Окосев от сплетен и вина».
(Дальше между строчек на иврите
Прочитал я эти имена:
Лена, Оля. Буквами неровно
Выписано: Пьянство не пройдёт!
Более конкретных и подробных
Книга указаний не даёт.
В стороне оставив наших тёток,
Я сказать хочу про молодёжь,
У которой в попе самотёки,
В голове сквозняк и выпендрёж.
Отрастят без парафина сиськи,
А рожать, представьте, не хотят.
От того, кто сбегает за «Клинским»,
Чебурашку, разве что, родят
Прямо в кегельбане из подмышки).
Перспективу эту упредил
Ангел тот, что утащил манишку,
Женщине Маноя говорил:
«Берегись, не пей вина, Гертруда,
Ничего нечистого не ешь,