– Не останавливайтесь, ползите, – сказал Таха. Он уже тоже дышал тяжело. – А я полезу вперед, успокою этого стрелка.
– Давай, – проговорил Мак-Грегор.
Таха бросил автомат вперед, на каменистый скат, затем докарабкался сам. И снова взбросил автомат на крутой откос перед собой. «Настоящий горец», – подумал Мак-Грегор. Ибо только горец-курд способен проделывать такое без вреда для своего оружия. Убыстрив этим способом подъем, Таха скоро исчез из виду, а Мак-Грегор выдохся теперь настолько, что полз машинально уже, цепляясь, толкаясь монотонно и тупо.
– Не туда… – услышал он голос невидимого Тахи.
Провел взглядом по узкой расселине, идущей кверху футов на пятьсот, крикнул:
– Где ты там, черт возьми?
– Не туда. Правей берите.
Мак-Грегор, оскальзываясь, взял правей, и Таха повел его голосом вверх, а выстрелы щелкали нащупывая.
– Теперь будет полный порядок, – одобрил сверху Таха.
Но Мак-Грегор ощущал в себе полный непорядок. С каждым шагом он все обессиленней покорялся мысли, что ему не уйти.
– Да где же ты? – крикнул он Тахе.
– Здесь я. Вам чуть-чуть осталось.
Мак-Грегор последним усилием переполз через высокий край расщелины – она была тут слишком узка, не протиснуться. Захлопали выстрелы. Укрыться от них некуда, голый скалистый склон. Снова хлопки выстрелов – и тупые удары сзади, в ноги.
– Нет! Нет!.. – выдохнул он.
Лицо хлестнули скальные осколки. Опять хлопки американских винтовок, которыми так восхищался Ахмед, – и руки разжались, Мак-Грегор почувствовал, что окунается в темноту. Очнулся, увидел над собой потускнелое солнце и, лежа навзничь на горячей бугристой скале, под замутившимся небом, мгновенно осознал, что раздавлен, как скорлупа. Боли он не ощущал и жизни почти не ощущал. Все ушло, отдалилось куда-то.
– Таха…
Таха не отвечал. Мак-Грегор повернул голову, где-то в далекой дали мутно увидел брошенную на камни куртку Тахи. Не за что тут удержаться сознанию, и Мак-Грегор перевел взгляд на небо, цепляясь за мглистую белесость и боясь, что вот-вот провалится в нее.
– Таха… – позвал он еще дважды, но Тахи не было. Да и не все ли равно…
Снова с усилием повернув голову, он увидел, что Таха перебегает по склону – ищет, видимо, укрытия от пуль. Залег за камни, открыл стрельбу, крикнул Мак-Грегору:
– Вы слышите меня?
Не в силах отозваться, Мак-Грегор слабо махнул правой рукой.
– Я на себя их огонь отвлекаю, а вы ползком – спрячьтесь в расщелину справа! – прокричал Таха.
Расщелина была та самая, откуда Мак-Грегор перед тем выполз. Но он решил полежать еще не двигаясь, вернуть прежде ощущенье рук и ног, рассчитать остаток сил.
– Не могу ползти!
– Ползите! – крикнул Таха.
Мак-Грегор тяжело перекатился на живот. Скребясь, сгребая камни, уцепился наконец за что-то, подтянул тело к спасительной расщелине. Но силы иссякли, и, наплывая, как один черный занавес за другим, темнота заволокла мозг.
– Дядя…
Зовет Таха. Но тело скручено одеждой, как конфетной оберткой.
– Сюда-то я вас доволок, но теперь нужна ваша помощь.
Мак-Грегор лежал на вершине склона, за голой скальной выпуклиной, и опять глядел в белесое, тусклое небо.
– Который час? – спросил он.
– Не знаю. Скоро пять, наверное. Вы сесть можете?
– По нас еще стреляют?
– Нет. Здесь мы пока в безопасности.
– Я был, значит, без сознания…
– Надо вам ноги перевязать. Рубашками вашими из рюкзака. А то кровь теряете, – сказал Таха, стаскивая с Мак-Грегора штаны.
– А где мои ботинки? – спросил Мак-Грегор.
– Есть ботинки. Никуда не делись. Но помогите же мне.
– Посади меня.
Таха подтянул Мак-Грегора кверху, и, упершись спиной в скалу, Мак-Грегор ощутил жгучую боль от пулевой ссадины. Взглянул затем на ноги. Они в крови, трудно и понять, что с ними. Но Таха обтер их мокрым платком, и на правой ноге, над коленом, обозначилась рана – глубокая, чистая, на удивление сухая, и виден разрыв серой мышцы, нервы, незадетая вена. Под коленом – еще рана, поменьше, с рваными краями, уходящая в голень и сильно кровоточащая. А на левой ноге поранена икра, и сверху не рассмотреть.
– Повязку надо наложить – унять кровь, закрыть от мух и грязи, – сказал Таха.
– Рви на полосы и бинтуй, – сказал Мак-Грегор. Но когда Таха свел вместе, сжал края надколенной раны, чтобы потуже забинтовать, лицо Мак-Грегора побелело, он опять потерял сознание. Когда свет пробился снова под веки, Таха уже кончил перевязку.
– Дядя Айвр! Вы меня слышите?
– Слышу, – сказал Мак-Грегор, лежа на спине.
– Когда стемнеет, я попробую спуститься в село, раздобыть лошадь или мула. Без них теперь нельзя. Если на закорках потащу вас, то не дотащу живым.
Мак-Грегор закрыл глаза, опять открыл.
– В селе там человек сто ильхановцев теперь.
– Но что же делать?
– И далеко ли меня увезешь, хотя бы и на лошади? Раны кровоточат. Если даже доберемся до Резайе или Хоя, меня там арестуют и засадят за решетку навсегда. Не стоит и везти…
– Вас никто, кроме ильхана, не узнал. Точно вам говорю.
– А как я объясню то, что ноги изрешечены пулями? – проговорил Мак-Грегор, чувствуя, как медленно и трудно дышится.
– В Хое у нас друзья.
Мак-Грегор попытался приподняться, сесть.