Книга третья: Горы и оружие

– Нет. Нет, – произнес Джамаль, вертя рубиновый перстень на мизинце. – Пожалуйста, не объясняй мне ничего. Не вынуждай к поспешным действиям, прошу тебя. Просто оставим все как есть. – И он горячо взмахнул обеими руками, рубя воздух.

– Хорошо,- сказал Мак-Грегор и встал.

Джамаль поскорей проводил его к дверям, чтобы ничего больше не было ни сказано, ни решено.

– И когда же ты в путь? – спросил на прощанье Джамаль.

– Откладывать не буду.

Джамаль махнул толстыми пальцами, прикрыл веками черные глаза, сказал: «Пусть так. Пусть так. Я все устрою» – и затворил за Мак-Грегором дверь.

Мак-Грегор вернулся в свой кабинет. Там ждала его Кэти, чтобы ехать с ним домой. Он запер новый немецкий сейф с документами, сунул свернутые трубкой карты в отведенные им длинные черные пластиковые гнезда, выключил свет, закрыл дверь на ключ и вслед за Кэти пошел коридорами к выходу, к автомобильной стоянке.

Была предвечерняя тегеранская пора, час «пик», и Кэти молча вела машину в потоке транспорта. Мак-Грегор смотрел, как стертый в пыль конский навоз сухой поземкой метет, завихряясь, по мостовой. Впереди то и дело такси «пежо» (персы называют их «сосущие время») круто сворачивали из заторов, чтобы попасть в новые заторы.

– Ненавижу этих дураков таксистов с их петляньем – сердито проговорила Кэти. Затем спросила, что он сказал Джамалю.

– Я сообщил, что уезжаю, и мы поговорили о политике. Но я не лгал Джамалю, – поспешил он прибавить.

– Но сказал же ты ему что-нибудь?

– Очень мало. Об остальном он догадался.

Еще одно такси свернуло перед самым носом у машины, и Кэти зло сказала:

– И догадался, что ты убил двух турок? – И тут же, шумно вздохнув, произнесла: – О, черт! Не то сказала. Извини.

Мак-Грегор промолчал.

Кэти нажала на клаксон.

– Не сжимай ты зубы, не отмалчивайся, – сказала она. – Ну, сорвалась у меня с языка глупость. Что он тебе все же сказал?

– Ничего особенного. Но он знает про тех турок. К нему пришел запрос из армейской или политической разведки. Я даже предложил уволиться, но он не стал и слушать.

– Дельное предложение, нечего сказать.

Кэти вела машину умело, сосредоточенно. Но у очередного светофора она нетерпеливо хлопнула ладонями по баранке руля, сказала:

– Что же. Придется мне, видимо, смириться с этим. – И, воздев руки к небу: – Но бог ты мой! Курды – в Европе!

– В Европе не курды, – поправил он как мог шутливей, – а их деньги.

– А за деньгами последует насилие, – сказала она мрачно. – Ну и как же ты собираешься искать эти деньги?

– Не знаю.

– Хочешь, я возьмусь за это?

– Нет, не хочу.

Кэти подала машину вперед шага на три.

– Ты все станешь делать не так, – сказала она. – Ты пойдешь открытый, невинный и чистый – как ягненок под нож. Если ты способен мыслить здраво, то дашь мне использовать все рычаги и связи, какими располагаем мы: моя родня…

– Нет, – перебил он.

– …мои друзья, – продолжала она, – все их влияние. Со своей скромностью ты мало чего добьешься.

– Я хочу сам и по-своему.

– Что ж,- сказала она. – Изволь. Все что угодно, только бы вырвать тебя отсюда.

Он не проронил больше ни слова, не желая, чтобы Кэти своей английской бессознательно-презрительной иронией сбила его с принятых решений. Ему хотелось напоследок еще раз раствориться в атмосфере старых тегеранских улочек. Это ведь были лучшие минуты дня. Каждый раз, когда он ехал вот так с работы, ему казалось, что голые вершины Эльбурса скользят к нему в вечерней пыльной дымке, замыкая собой день, обволакивая мозг мглой тускло освещенного города. Порой мелькала болезненная мысль, что там, в лиловых горах, ему и суждено, наверно, умереть. Но всерьез он этому не верил.

Большой «мерседес», следуя примеру такси, свернул прямо перед их машиной, и Кэти простонала:

– О господи! И все, и все петляют. Как я рада буду распроститься с этим идиотским восточным анархическим сумбуром.

ЧАСТЬ II

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В свой последний приезд в Европу Кэти не стала занимать какой-либо из фамильных домов в Челси, Белгрейвии или в Голланд-парке, а купила закопченный трехэтажный особняк в Бэттерси. Вычистила, снабдила центральным отоплением и прочими удобствами, обставила – приготовила дом, как наседка гнездо. Мак-Грегор знал эту манеру Кэти. Таким способом она преодолевала неприязнь мужа к ее богатству и избегала частого общения с родней.

– И запомни: ни шагу в трущобы политики, где тебя ждут бандиты с ножами, да еще с курдскими, – сказала она Мак-Грегору. – Входить в Европу будем с парадного хода, не с черного. Спокойно положись на меня, милый. Прошу тебя, давай не будем ссориться.

– Я совершенно спокоен, – сказал он без особой уверенности, сидя в обставленном для него кабинете и притворяясь, будто чувствует себя легко и уютно и вовсе на него не давят черные улицы и пасмурные небеса.

– Подожди ты вмешиваться в ход событий, – уговаривала она. – Погоди бросаться очертя голову.

– Но, Кэти, я не могу долго ждать. Какой смысл в ожидании?