Леонард обругал Лотте и попытался привести ее в чувство, но безуспешно. Сказать, что он разозлился, значит ничего не сказать.
– «Дети дьявола!»
Потом он перевел взгляд на меня и схватил висящую на стене трость.
– «Что ж, мальчик, коли так, то за ее наглость будешь наказан ты. Раз уж ты ее так любишь, то, полагаю, для тебя это будет только в радость. Да, мальчик мой?»
Я отказывался плакать, отказывался опустить взгляд, ощущая такую храбрость, дорогая моя, какой прежде никогда не испытывал.
Леонард выпил еще бренди и подошел ко мне. Я выставил перед собой руку. Он замахнулся тростью. Я закрыл глаза, ожидая вспышки боли…
И ничего.
Только возле моего уха что-то со свистом рассекло воздух, а потом раздался шум падения чего-то тяжелого. И звон разбившегося стекла.
Я открыл глаза. Леонард потерял сознание, не завершив удар, и упал на свой рабочий стол. Он перевернул чернильницу, залив чернилами пустые страницы, разбил бутылку с бренди и свалился на пол среди осколков стекла. Там он и лежал с кровоточащей рукой, отключившись от мира.
Но живой. Его ноздри раздувались, пары бренди вырывались между губ, как пар изо рта загнанной лошади.
Бросившись к Лотте, я попытался ее разбудить, но она крепко спала. Попробовал ее поднять – и проклял свои слабые руки!
У меня хватило сил лишь оттащить ее на кухню, где стояло ржавое ведро с водой, которую мы носили из колодца. Ведро оказалось пустым. Я сбегал к колодцу, набрал воды, сколько смог унести, притащил на кухню и, мысленно извинившись перед спящей сестрой, облил ее ледяной водой.
Она проснулась, моргая и отфыркиваясь.
Закричав от радости, я обнял ее. Сказал, что нам надо бежать немедленно.
Она кое-как встала, пошатываясь и плохо соображая. Я обхватил ее за плечи и отвел к тележке.
О, как мне хотелось, чтобы там был и наш верный осел Людвиг! Но его уже давно продали, и у меня не осталось иного выбора, как тянуть тележку самому. Я напряг все свои силы, и наконец-то – да, наконец-то! – тележка, а в ней Лотте, покатилась. Возможно, когда-нибудь ты узнаешь это чувство, когда адреналин буквально кипит в крови, позволяя сделать то, что казалось невозможным! Я тянул, дорогая моя, я тащил старую тележку сквозь ночной мрак. Я знал, куда мне надо добраться – к железной дороге, где мы с Лотте сядем в проходящий поезд и уедем за тысячу миль, подальше от дяди Леонарда и тирании Чарльза Мальстайна.
Я добрался до путей и увидел, что издалека приближается поезд, как мы и рассчитывали. Это был товарный состав с открытыми платформами. Нам нужно было лишь забраться на него, пока он катится мимо. Я остановил тележку и метнулся к Лотте, чтобы помочь ей выбраться.
Но она опять заснула. И на этот раз я не смог ее разбудить. Я пытался – кричал на нее, тряс. Но ничто не могло вывести ее из сонного оцепенения.
Тут я и увидел солдат. Это был ночной патруль Мальстайна. Они стояли на холме, обеспечивая соблюдение комендантского часа. Никому не разрешалось находиться на улице после семи часов вечера под угрозой смертной казни. И уж тем более детям!
Поезд приближался. Солдаты еще не заметили нас. Этот поезд был нашим единственным шансом на спасение. Если мы его упустим, солдаты поймают нас, отведут домой, обнаружат спящего Леонарда и узнают все.
И тогда я решил, что смогу поднять Лотте и забросить ее в поезд. Если посмотреть на меня сейчас, то сама мысль о таком кажется невозможной. Но я твердо решил. С большим трудом я взгромоздил Лотте на спину. Я знал, что поезд всегда замедляет ход в этом месте, когда пересекает реку. На платформах перевозили урожай моркови и картофеля – отличная подушка для падения. Я поднял Лотте на плечо и сам не знаю как забрался на подножку движущейся платформы. Под ногами вращались колеса, сквозь наши волосы проносился пар. И, балансируя на краю платформы, я свалил Лотте на картошку! Она упала с мягким шлепком. Целая и невредимая! Я подпрыгнул от радости.
Что оказалось ошибкой.
Приземлившись на край подножки, я поскользнулся. И упал с нее на грязную землю. Лодыжка подвернулась, и я не мог подняться. Уж я ли не старался. И какой ужасной оказалась боль, когда всего в нескольких дюймах от моего лица катились колеса, но я был не в состоянии встать и ухватиться за спасательный плот, ускользающий вдаль.
Мимо проехала последняя платформа. Поезд прокатился по старому мосту и стал подниматься на небольшой холм на другом берегу. Вскоре я видел лишь облачка дыма, когда они возвышались над холмом и таяли на другом берегу. А с ними исчезла и моя сестричка Лотте.
Через несколько минут появились солдаты. Они нашли меня лежащим возле рельсов. Меня доставили домой и к дяде Леонарду. А остальное, как говорится… история.
Йозеф замолчал. Уже рассвело, и серебристый корабль в лучах утреннего солнца окрасился золотом. Рейчел пристально посмотрела на Йозефа.
– И тебе пришлось остаться с дядей? С этим зверем?
Ее глаза засияли от солнца, печали и восхищения.
– Увы, – улыбнулся Йозеф.
– Ты проявил себя таким храбрецом, Йозеф. Ты спас жизнь сестры.
Искренние слова Рейчел тронули Йозефа до глубины души.