«— До свидания, судари мои хоббиты! Может, еще встретимся у меня дома. Там мы усядемся рядышком, и вы будете рассказывать обо всем, что только душа пожелает: о делах ваших предков, сколь вы их помните…
Хоббиты низко поклонились.
— Вот тебе и король Роханский, — вполголоса заметил Пиппин. — Замечательный старикан, и очень вежливый».
Второе соображение заключается в том, что
«Сильмариллион
отличается от ранних произведений Толкина отказом от традиций романного жанра. В большинстве романов (включая Хоббита и Властелина Колец) на передний план выдвигается один герой, наподобие Фродо или Бильбо, а затем рассказывается приключившаяся с ним история. Конечно, создает историю романист, и потому он всеведущ: он может объяснить или показать, что происходит «на самом деле», противопоставляя это ограниченному полю зрения своего персонажа».Но коли так, то здесь очевидно примешивается вопрос о литературном вкусе (или привычке). Возникает также упоминаемая профессором Шиппи проблема, буквально, раз-
очарования — «разочарования по недоразумению», испытанного теми, кто ожидал второго Властелина Колец. Некоторые читатели почувствовали себя оскорбленными, что однажды вылилось в обращенный ко мне упрек: «Это же Ветхий Завет какой-то!» Против столь ужасного приговора возразить нечего (хотя вряд ли тот читатель далеко продвинулся по книге, прежде чем был окончательно сражен этой убийственной аналогией). Конечно, «Сильмариллион» предназначался для того, чтобы непосредственно затрагивать сердце и воображение, и не требует чрезвычайных усилий или каких-то незаурядных способностей; однако ему присущ особый лад, и потому сомнительно, чтобы какой-либо «подступ» мог сильно помочь тому, кто считает эту книгу недоступной.Есть и третье соображение (которое профессор Шиппи выдвигает в другом месте):