Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

Другая задача — минимизация потерь русских войск. Это уменьшит социальное напряжение. Более полно будет воспринят и передан боевой опыт. Родится больше детей — а это будущие рабочие и солдаты. Это пригодится в будущих войнах и конфликтах, в том числе и связанных с Украиной, если нам не удастся добить её в этот раз.

ЗАПИСКИ САНИТАРА ФРОНТОВОГО ГОСПИТАЛЯ Роман Волков, санитар

Когда настали Судные времена и небо стало сворачиваться, как свиток пергамента, Бог увидел, как один немощный старик собирает остывающие звёзды в подол рубахи и отогревает их своим дыханием.

— Что ты делаешь? — удивился Господь. — Миру конец, и всем этим звёздам конец! Да и тебе тоже!

— Я могу спасти хотя бы эту звезду, — ответил старик. — Хотя бы на один день.

Медбрат Дима с прошлой смены передал нам Манечку, тучную женщину лет семидесяти. Она два месяца жила в холодном подвале под обстрелами, не ходила, обморозила ноги, поясницу и спину, вся была в глубоких пролежнях, примерно третьей степени, по сути — в кровоточащих ранах с гноем, и повредилась психически. Дима обрабатывал пролежни несколько раз в день, и они начали подживать. Медбрат просил нас тщательно за ней приглядывать и жалел, что уезжает. Переворачивали Манечку вдвоём: слишком тяжёлая — и обрабатывали пролежни. Она на боку лежать не хотела, и ей обещали кефир за послушание. Манечка пыталась повернуться назад на спину, смотрела на стакан на подоконнике и кричала: «Где мой кефир!

Когда наконец мне дадут кефир? Я не поняла, почему вы так и не дали мне мой кефир?»

Потом, наконец, я лил ей холодный кефир в открытый рот, по чуть-чуть, чтобы не простыла (согреть было негде, да и разбавить нечем, — это потом бы уже догадался сбегать в нашу комнату и чайник вскипятить, а в первый выход на смену растерялся). Манечка жадно глотала и говорила: «Лей, Дима, лей побольше». А я отвечал: «Дима уехал, я — Роман. Теперь я буду за вами приглядывать». Ещё оттирали ей губкой руки, ноги, ногти — въевшаяся грязь никак не слезала. Голову мыли пенкой. Потом перенесли её на другую кровать, чтобы из окна не дуло.

Вообще, голодавшие пациенты любят кефир, а больше всего — сладкий лимонад.

Манечка умерла через два дня, мы с Антоном сами же и везли её в морг, чистую и вымытую.

Это был мой первый двухсотый в госпитале.

Морговские носилки белые, металлические. Когда тащишь тело в морг по разбитой дороге с выбоинами, колдобинами и камнями, звон приглушённый и сдержанный. Назад везёшь пустые, и они гремят как колокола, как ни зажимай.

Патологоанатом морга — известная на весь город Инна. Она многих встречала и многих ещё проводит. Инна похожа на капитана корабля, который перевозит мертвецов в обитель покоя через бурлящие воды, — крепко сбитая, в кожаном пиджаке, на голове — седой ёжик. Как и положено, отпускает грубые шутки вроде «Вчера па-хуууучего привезли», но при этом умиляется, когда ей дарят шоколадку, и ухаживает за аккуратно разбитым садиком вокруг морга.

Всё цветёт — тюльпаны, вишни. Вокруг домиков аккуратные палисаднички. Весна.

Порядок такой — привозят пациента (в нашу смену это в основном были старики из подвалов после обстрелов, с обморожениями, пролежнями, осколочными или пулевыми ранениями). Они грязные, закутанные в несколько слоёв одежды, на ногах по пяти пар носков. В приёмном отделении мы с Антоном кладём их на носилки, носилки на каталку, спускаем во двор, грузим в старый УАЗ-буханку и везём в другой корпус на рентген. Антон обычно идёт туда пешком, а я сопровождаю пациента в машине и разговариваю или пою вместе с ним. Потом на лифте мы поднимаем каталку на второй этаж корпуса терапии, кладём пациента на стол для рентгена и, получив результат, везём обратно.

В приёмной врач принимает решение, куда направить поступившего (чаще всего это отделение хирургии), и мы отвозим его в ванную, раздеваем, снимаем грязные, жутко пахнущие тряпки, сажаем в ванну и моем стоя или сидя, если человек лежачий, или выборочно, если пролежни или раны позволяют (иначе — в оперблок, тут не до мытья). Вода стекает чёрная. Люди плачут, они не мылись по нескольку месяцев, или шутят вроде: «Ещё резиновый круг сюда», или умиляются: «Мы так с женой детей купали сорок лет назад», или стыдятся.

А потом мы поднимаем их на носилках на второй зтаж, в хирургию. Лифта нет. Тяжёлых приходится нести вчетвером, с лёгкими можно управиться в паре с Антоном.

Иногда до ванной мы возили пациентов в туалет по-большому, и старики кричали за дверью, ничего не выходило, или получалось выдавить только чёрные камешки с кровью. Это значит, потом надо будет ставить клизму.

Клавдия Захаровна — бывший главбух.