Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

Про нас наконец-то вспомнили, и тут случилось то, что больше всего любят наши, да и украинские командиры на этой войне, — построение в зоне досягаемости артиллерии противника. Мой взвод ещё под Белгородом распределили по ротам. Я попал в самую большую группу: у нас был расчёт СПГ и два расчёта РПГ, и мы встали в строй рядом с бойцами роты, которой нас отдали.

До нас довели, что нас отправляют дальше, остальные останутся здесь и будут ждать приказов. Стоя в строю, я услышал разговор двух мужиков, основная суть которого заключалась в том, какие наши командиры идиоты и что сейчас, когда скажут разойтись, надо подойти ближе к ямке у забора, чтобы в случае чего успеть залечь в ней.

Как только прозвучала команда разойтись, я услышал этот злополучный свист. По нам начал работать миномёт.

Это был мой первый обстрел, как и почти у всех, находившихся там. Началась паника, батальон в первые же минуты потерял управляемость и боеспособность, все начали разбегаться кто куда, от командиров звучали противоречащие друг другу приказы. Для себя я решил, что буду выполнять те, которые, как мне казалось, помогут мне выжить.

Первая волна обстрела прошла, мы начали собираться. Как выяснилось, командование батальона, приказав ротным навести порядок и отправить те две роты, которые должны были переместиться дальше, махнуло рукой и свалило к российскому командованию на некий защищённый объект.

Делать нечего, мы начали грузиться в автобус для отправки дальше. Когда мы сели в автобус, стало ясно, что на миномётах дело не закончится. Все были уже готовы выдвигаться, да только не было водителя.

И тут нас накрыли «Градом». Мы начали выбегать из автобуса, но какой-то толстяк застрял в проходе. Я был сразу за ним и пытался ногой вытолкнуть его наружу.

Мы смогли вырваться и прижаться к земле. После «Града» снова проснулись миномёты. Не знаю, что это, везение или кри-ворукость украинских ракетчиков и миномётчиков, но батальон ограничился несколькими неопасно раненными, хотя до тех, кто был ещё в Белгородской области, скоро дошёл слух, что наш батальон был полностью уничтожен.

Раненые оказались и среди гражданских. Наши медики как могли оказывали помощь и им, в то же время личный состав полностью утратил управляемость. Я передвигался по улицам в поисках кого-то из знакомых.

Наши бойцы вламывались во дворы частных домов в поисках подвалов и других укрытий, до роты солдат из разных подразделений валялись в овраге, прижавшись к земле, при этом украинские миномётчики периодически возобновляли обстрел. Тут я впервые заметил, что от адреналина ужасно печёт обгоревшее и обветренное в «Урале» лицо. Ощущение не из приятных. Тех, с кем я должен был отправиться дальше, я так и не нашёл, от одного знакомого услышал, что они всё-таки погрузились в автобус и поехали. Я прибился к другой группе мужиков из моего взвода. Среди них был и командир одного из отделений и замкомвзвода, и все вместе мы пристали к одной из рот. Её командир, Максим «Полигон», остался со своими бойцами, смог их собрать, обеспечил укрытия и оборону. Мы с мужиками заняли малюсенький подвал во дворе дома, где этот ротный организовал свой импровизированный штаб. Полигон погибнет в середине лета, подорвавшись на мине в окрестностях печально знаменитого посёлка Долгенькое…

В том подвале я впервые узнал, как можно проснуться от холода, и услышал первые разговоры о том, как бы найти машину и свалить отсюда. Мы провели эту первую ночь на войне в холоде подвала, прижимаясь к друг другу, чтобы согреться, и выходя в караулы, чтобы наблюдать ответку нашей артиллерии, которая наконец-то проснулась.