Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

Бывали и болезни, и ранения. Однажды довелось вскрывать гнойный мешок вросшего ногтя. Парнишке было лет 12–13. У него начались крайне неприятные процессы на большом пальце ноги. Антисанитария, вросший ноготь — всё это дало нарыв. Мне, собственно, пришлось это всё чистить. Это до какого-то периода нежизнеугрожающая проблема, но это огромный дискомфорт, острая боль. А у многих там медикаменты закончились в первую же неделю. Вот мать этого же мальчика приносит аптечку — а она скуднейшая, большая часть препаратов давно просрочена, многие лекарства там лежат буквально с 90-х годов, с ароматами давно уже. Люди часто вообще не заморачиваются насчёт медицины, пока не припрёт. Конечно, бывают и более ответственные. Вот, допустим, человек гипертоник. У таких людей, как правило, запас препаратов есть. Но многие просто забивают. А учитывая обстановку в том же Мариуполе — мы большую часть времени работали в Мариуполе, — гуманитарка не доходит, не все могут добраться до точек МЧС, не все вообще могут перемещаться по городу.

А тут мы носимся, как Яндекс-доставка. Часть препаратов закупали в Донецке, часть привозили «с материка». Потихонечку ассортимент начали расширять. Ребята из «Тыла-22» с фармацевтикой не очень дружили, а я хотя бы могла объяснить, от чего вот это лекарство. Сначала мы раздавали коробки просто старшему по дому. Но первый опыт показал, что у нас недостаточно препаратов. Мы привозим, скажем, средства от головы, от живота, а оказывается, что надо от суставов, от цистита.

Есть запрос, люди спрашивают, а у нас этого нет. Было время, когда я что-то могла достать из своей аптечки, но аптечка у меня скромная. И мы понимаем, например, что в следующий раз нужно приехать в этот двор и привезти гормональный препарат для щитовидки, который в Донецке-то не достать, надо в Москве заказывать. Мы по опыту уже лучше понимали потребности людей, их проблемы. Учитывая время начала СВО, холодное время, поначалу это чаще всего были простудные заболевания. Люди жили в подвалах, мёрзли, болели. Значит, надо было делать упор на средства от респираторных заболеваний, ОРЗ, ОРВИ. Потом началась весна, апрель-май, много чего зацвело, у кого-то обострилась аллергия. Здесь уже упор на антигистаминные препараты. Приходилось подстраиваться, смотря по условиям, по обстановке. Потом возникла новая проблема. Когда война продлилась уже несколько месяцев, массово начала сдавать нервная система, соответственно, понадобились седативные препараты. В подвалах темно — всё, в следующий раз в набор кладём свечи со спичками. А есть ещё личные моменты. Вот Дима Бастраков любит детей и в каждый выход ещё набирал конфет, шоколадок. Вот едем — о, ребёнок, тормози-тормози, держи-пошёл.

Так что главным ориентиром у нас были потребности жителей.

Некоторые истории были, конечно, просто незабываемые. Была ситуация — заезжаем во двор, привозим гуманитарку. Люди уже во дворе сидят, уже поспокойнее обстановочка. Война не в соседнем дворе, а через два — через три, народ более расслабленно передвигается по местности, хотя всё ещё свистит, всё ещё стреляют рядом. И вот мы заезжаем, и люди подрываются с лавочек, подлетают и кричат: «Медик есть?» Я головушку высовываю, говорю: есть парамедик. Вряд ли, конечно, люди в возрасте знают, что это такое. Но уж кто есть, тот есть. И меня заводят к мужчине.

Человек вышел из подвала приготовить манку своей годовалой дочери на костре. Тогда ещё очень плотно обстреливался двор, прилетало много чего. И с соседнего дома — там расстояние приличное, но доступное для стрелка, по нему начал отрабатывать снайпер. И начал он с ним играть. Первый прилёт был в бедро, второй по ягодице и третий, добивающий, в колено. Колено просто в труху. Кое-как его затащили в подвал. Каким-то образом вывезли в работающую больницу.

Его привозят в госпиталь, там ему вставляют в зубы сигарету и говорят: мол, давай, у тебя есть часик, подумай, покури, потому что тут только ампутация. Либо ты отправляешься домой как есть — мы тебя можем уколоть обезболом, либо ампутация ноги. Естественно, сделали ампутацию. Выбор был невелик.

Когда я зашла к нему в помещение, то просто потерялась. Потому что я смотрю ему в глаза, а это ходячий труп. Вернее, не ходячий уже, он без ноги. Я давай разворачивать ногу, а там уже потихонечку появляются ароматы. Человек бледный, я прошу рассказать, что да как, и тут он говорит, что он уже трое суток без обезболивающего. Ему три дня назад ампутировали ногу, после ампутации его сразу отправили обратно. На тот момент он с семьёй уже перебрался из центра, выбрался из подвалов и жил в квартире у одного из людей с этого двора. Трое детей и мама-папа.

В общем, я его, конечно, обезболила. Но я понимаю, что его нужно срочно вывозить. Оказалось, что у них есть родственники в тылу, в небольшом посёлочке. И мы повезли его в Донецк в госпиталь, а мать с детьми — к родственникам. Когда мы приехали в госпиталь, нам в приёмном отделении доктора сразу развернули культю, начали осматривать и говорят: нужна реампутация. Там уже начались неприятные процессы.