Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

Я надеюсь, что у него всё хорошо, выжил, но там, вероятно, уже нет варианта поставить протез. Потому что и так ампутация была высоко, а тут ещё и реампутация.

Видео: Артур и Кира извлекают осколок.

Грустная история. Но таких ситуаций было всё-таки не так уж и много. Чаще всё-таки оптимистичнее всё оборачивалось. Например, ситуация с бабушкой и осколком. Там наш хирург Артур взял на себя ответственность погрузиться в подкожную полость. Бабушке повезло, что у неё была жировая прослойка амортизирующая и ей не пробило брюшину. Осколок остался в жировой ткани. Инструментов у нас не было, расчехлили аптечку, посмотрели, что можно сделать. И Артур достал осколок пинцетом для бровей. Женщина была просто железная. Она на тот момент три с чем-то недели с этим осколком просуществовала, накладывая компрессики. После этого Артур заказал множество инструментов и препаратов, необходимых для таких ситуаций. Но таких острых ситуаций было немного. Правда, это в том числе потому, что некоторые просто не дожили до нашего появления.

В Мариуполе мы работали до его освобождения — ну, до момента, когда уже только «Азовсталь» осталась.

После Мариуполя мы ориентировались на то, где что нужно на местах. Иногда просто загружали машину и ехали куда глаза глядят в сторону передовой. Приезжаешь в посёлок, общаешься с местными, смотришь на обстановку, спрашиваешь, что там и как, и, если что-то требуется, либо раздаёшь из рук в руки, не отходя от кассы, или просишь собрать нуждающихся. Кидаем клич, собираются люди, получают всё необходимое. Часто делали акцент на стариках и детях, потому что это самая уязвимая прослойка, им в первую очередь требуется помощь, сами себе они вряд ли смогут помочь. Детей старались вывозить, родителей уговаривали собрать всё и ехать в пункт временного размещения, а дальше на большую землю за новой жизнью. Но многие, конечно, отказывались, потому что всё-таки здесь дом. Люди часто держатся просто за коробку, хотя, казалось бы, жизнь намного дороже, она бесценна.

Но бывало, что кого-то удавалось уговорить. Тогда помимо раздачи гуманитарки и первой помощи мы помогали добраться дальше в тыл. Случалось, что человек к моменту нашего приезда уже был в паршивейшем состоянии и мы ничем помочь не могли, только отвезти в больницу.

Видео: выезд «ТЫЛа-22» в Александровку.

Ездили мы и по посёлкам вокруг Донецка.

На окраинах там такая же катастрофа, что и в Мариуполе. Иногда ездили по наводке, когда люди сообщали, что есть, например, Александровка и там ужасное положение, люди не могут выбраться. Или дедушка сообщал по пути, что в таком-то селе у него внук живёт и ему нужна помощь. А бывало, что просто ехали по посёлкам непосредственно у передовой и там дораздавали гуманитарку.

Потом ребята из «Тыла-22» ушли служить, а я вернулась в Москву. Год работы меня немножечко выжал. В апреле 2023 я снялась из Донецка и катаюсь туда на неделечку-две провести занятия. Физически я ещё могу поле пахать, но морально, честно скажу, я устала. Так что сейчас просто хочется отдохнуть. Я всё-таки хочу отслужить на контракте. Но война завтра, к сожалению, не закончится, послужить ещё точно успею.

МИНЫ ЖДУТ Владислав «Гусар» Ефремов, солдат

Меня преследовали паршивые знаки. Чего может опасаться участвующий в боевых действиях человек, думаю, объяснять никому не нужно. Страшнее смерти для меня сегодня может быть, пожалуй, только украинский плен.

Да и не только для меня — граната на груди сейчас для многих является не столько оружием, сколько способом достойно закончить свой путь, прихватив с собой ещё кого-то.

Война вообще делает человека чертовски суеверным. Ветеран спецназа, с которым мне доводилось работать на гражданке, упорно исправлял «последний» на «крайний». Когда я сам попал на фронт, то начал настойчиво стучать по дереву при каждом удобном случае. Что же касается паршивых знаков… Один раз передо мной встал вопрос о переходе в другое подразделение. Я не решился менять привычный коллектив и понятную обстановку на что-то совершенно неизведанное и потенциально опасное, хотя «знаки» твердили, что нужно было перейти. На это указывала подброшенная монетка, случайно раздавленный моим командиром во время разговора о переходе большой жук, хрустнувший под подошвой. Когда я решил отказаться от перехода, то, выглянув из окопа, увидел молодое дерево в форме идеального креста. Вроде бы мелочи, но мне они виделись как очень стрёмные предзнаменования.