Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

С другой стороны, я свято храню завет уже упомянутого экс-коллеги, который как-то сказал мне, что главное во время каждой поездки принять: ты — пушечное мясо и назад уже не вернёшься. Ещё до фронта, в Санкт-Петербурге, мне пришла в голову мысль о том, что на территории бывшей Украины я могу проститься с жизнью абсолютно бесславно — получив, например, пулю в затылок от гражданского, которому киевское руководство выдало автомат, или как-то в подобном духе. «За тем туда и еду», — успокоил себя я. И эта фраза почему-то взбодрила меня и дала решимости. «За тем туда и еду».

Действительно, я ехал на войну умирать, и так было гораздо проще. Жить мне хотелось, и я сделал бы всё, чтобы не лечь в местный чер нозём, но смирение со скорым фатальным исходом и подготовка к нему успокаивали. Поэтому я написал для своего канала в Телеграме короткий текст, который должен был быть опубликован в том случае, если я в течение месяца я так и не выйду на связь[46]. В посте был снимок, где я иду по льду Финского залива, и песня «Чёрная земля» группы «Оргия праведников». Это должно было оповестить всех о том, что я закончил со всеми делами на этом свете.

Ласточки, цветочки, птички, тополя,
Над моею крышкой чёрная земля,
Над моей воронкой звёзд водоворот,
Над моею вербой — яростный восход!

Всё так. Я останусь здесь, а яростный восход ирреденты надо мной продолжится. Песня, которую перед выездом включил мне мой хороший друг, крайне мне полюбилась. Я ещё не встречал ничего, что лучше описывало моё отношение к смерти. Хоть я и пытаюсь быть православным и верить в Бога, но в загробную жизнь заставить себя поверить не могу. Рано или поздно мы просто окажемся «за крышкой», а ласточки и цветочки останутся по другую сторону от неё.

Однажды я захотел поделиться этим треком с дорогой мне девушкой. Песня из Яндекс. Музыки не загружалась, я полез в отложку своего канала, чтобы переслать композицию, но случайно преждевременно опубликовал пост. Разумеется сразу же стёр, однако это тоже показалось мне крайне тревожным знаком. Тем не менее «Чёрную землю» я послушал ещё несколько раз, вогнав себя этим в несколько опечаленное состояние.

Некому смеяться, некому рыдать,
Некому скрываться, нечего скрывать,
Некому нажраться, некому курить,
Некому сражаться, некого любить.

И вот один вечер дал понять, что все мои опасения были не напрасны. Когда закончилось обычное построение, нас внезапно собрали ещё раз.

Выдёргивали из строя по спискам, услышавшие своё имя становились позади командира и ждали дальнейших распоряжений. Я встал возле пожилого кавказца в камуфляжном сомбреро, которого явно ломало от приёма чего-то запрёщен-ного — он то сгибал ноги в коленях, то трясся, то рычал, то пританцовывал на месте. Поначалу командование не обращало на обдолбыша внимания, но затем один из офицеров посоветовал ему пойти и переобуть тапочки, чтобы не мёрзнуть. Камуфляжный ковбой ответил на это решительным отказом и остался в строю. Самое занимательное, что при этом он пытался отдавать окружающим какие-то указания, но его соседи оставались равнодушны. Однако напряжение чувствовалось. Один носатый солдат в чёрной папахе обернулся к нам и несколько раз настойчиво и несколько истерично спросил, готовы ли мы.

Фото Дмитрия Плотникова.

— Всегда готовы, ёпт. Чего спрашиваешь? — прорычал кто-то из моей группы.

— Волчара, да! — заключил, видимо довольный ответом, но всё равно крайне обеспокоенный воин.

Затем нас завели в ангар, на очередное построение, уже третье по счёту. Там всё встало на свои места — поступил приказ собираться на выход. «Прорыв», — послышалось в строю. Нет, на нас никто не наступает, напротив, это мы пойдём прорывать укрепления противника. Авдеевка… Восемь лет подготовки противника к обороне, восемь лет войны.

Этим утром мы должны зайти туда и продвинуться настолько, насколько возможно. Отбой, подъём в четыре часа утра. В пять солдаты должны быть готовы и вооружены.

Пазл сложился, все знаки вели меня именно к этому. Завтра — бой, в котором я должен сложить голову. Мысли об этом вызвали всплеск адреналина, но не страх, нет.

Всё будет именно так, как нужно. Нужно только подготовиться: совершить два звонка, один — музе, другой — объяснить, что нужно делать с публикацией-оповещением после моей смерти.

Над моею крышкой чёрная земля,
Над моей воронкой вербы, тополя.
Едет по вселенной маленький вагон,
Тамбур заколочен, стены без окон.