Читаем Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1 полностью

— Миша! — развеселился Валера. — Мы секретный Байконур строили! Братан, там всяких тайн — до хуя и больше! У меня до сих пор подписка о неразглашении. Секретка! Мне в плен к хохлам нельзя…

— Понятно, значит — ничего не расскажешь? «расстроился» я.

— Не, братишка, даже не проси. Даже тебе… — важно надулся Дед.

Я коварно замолчал. Валера продержался не более полуминуты.

— Миша, а ты какие песни любишь?

Я опешил.

— Песни?., не знаю… про жизнь. Хорошие.

— Отлично. Я тебе сейчас спою.

Нашу, афганскую.

Я, конечно, ожидал праздника, но не настолько. А Валера запел. Он затянул про то, как девушка не дождалась парня из армии, вышла замуж за другого, а тот погиб под Кандагаром.

Боец заявился на свадьбу в виде призрака — карать за измену. Впрочем, может, было и наоборот — воин-интернационалист сперва пришёл на застолье, а погиб уже после — запутаться было просто: песня насчитывала куплетов двадцать, не меньше.

Вокалист из Валерия оказался дрянь: голос был хриплым, слух отсутствовал, но все исполнительские огрехи искупали артистичность и живая искренность! Дед с таким искусством «проживал» лицом все горькие повороты вечной дембельской саги, что по её окончанию в машине раздались аплодисменты. Это был успех. Валера уже набрал было воздуха для нового дивертисмента, но Бастраков демонстративно включил музыку на смартфоне. В салоне авто образовалась неловкая пауза. Трубадур не оскорбился. К этому моменту по джипу пополз запах хлева и отхожего места одновременно. Это, без сомнения, отогревался наш певец.

— Подожди, Валера, а почему ты сказал — «афганскую»? Ты же на Байконуре вроде служил? — делано удивился я.

— Мы так в батальоне договорились, про Байконур. На самом деле я в Афгане был.

В Саланге воевал — ни секунду не конфузясь, парировал мою «непонятку» Дед. — Все ущелья на брюхе прополз. Спецназ разведроты.

Сколько ребят потеряли!

— Вот оно что… ясненько. Мне захотелось «распотрошить» этого «Панджшерского льва»[48], и я задал несколько вопросов по работе РСЗО БМ-21[49]. Однако не тут-то было — Дед отвечал уверенно, нигде не ошибаясь. Было очевидно — он действительно воюет или в самом недавнем прошлом воевал на «Граде».

— Я, кстати, на днях в одиночку целый отряд азовцев задвухсотил! — открыл отделение «невероятных военных историй» Валера.

— Это как? — услужливо подхватил я.

— А вот так. Неделю назад весь наш дивизион самогоном упился. В усмерть. Меня они тоже споить хотели! Но мне же нельзя — язва! А тут в два часа ночи распоряга от оперативного: «Выдвинуться, квадрат такой-то. Подавить огнём». Чё делать? Все в хлам. Командир мёртвый. Деваться некуда — беру командование на себя! Приказываю — там пара резервистов полуживые ещё ползали: «По машинам!» Прибываем в район. Навожу две бээмки — «Триста тридцать три!»[50]. Работаем. Каждая по пакету. Возвращаемся на базу — все тупо спят. Никто не шелохнулся — проебали боевую тревогу! А через день — ты прикинь — начальство приезжает. Нас строят и объявляют дивизиону благодарность! За, ёб твою мать, подвиг! Оказывается, мы, ну то есть я, нациков накрыли! Плотно накрыли! Командир стоит — в полном ахуе: кто стрелял? Когда накрыли? Никто ничего не вкуривает! Я промолчал, конечно. Мне-то оно на хуй надо?

Дима Плотников, сидевший слева от меня, открыл бутылку пива.

— Эх! Ща бы пивка! Пару глоточков хотя бы, — хрустя затёкшими суставами, мечтательно потянулся Валера. Плотников резко закинул голову и глубоко забулькал, давая понять, что предложения не будет. Дед не смутился.

— Так вот… — продолжил было он, но тут Бастракову позвонили. Я поднёс палец к губам, давая понять: помолчим, начальство разговаривает. Валера понимающе закивал головой, соглашаясь: базара нет, начальство он уважает. Разговор по телефону длился недолго. Окончив его, Бастраков неосмотрительно забыл включить музыку. Валера немедленно запел. На этот раз публику «угощали» средневековой балладой о короле и шуте. Сюжет был довольно избитым: обнаглевший гаер поимел жену сюзерена, спалился и ожидаемо лишился башки. Тривиальную историю Валера умудрился растянуть чуть ли не на тридцать куплетов. Не помогало ничего. Бастракову звонили, Валера покорно замолкал, но подхватывал секунда в секунду с окончанием разговора. Включали музыку. В ответ Валера начинал петь громче. В общем, мы были принуждены дослушать. Финальную сцену, в которой король кидал отрубленную голову любовника к ногам королевы, Валера изобразил в лицах. Особенно ему удался бросок отсечённого кочана в колпаке с бубенцами к остроносым туфлям похотливой сучки — Валера брезгливо скривил рот и сделал жест руками, будто избавляется от чего-то протухшего. Чувствовалось — Дед явно на стороне аристократа.

Оваций не последовало. Тревоги долгого дня, тряская дорога брали своё: экипаж устал и балагуристый попутчик начинал раздражать. Весельчака же угрюмое молчание соседей не ему щало — не сбавляя темпа, Дед продолжал жечь. Среди многого прочего он похвастался, что три дня назад, в одиночку, мимоходом захватил и обезоружил целый армейский блокпост.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары