В перерывах между выгрузками тел и дозаправками я умудрялся проваливаться в сон, но от кошмаров быстро просыпался, кричал и бредил, чем ни разу не смущал своих попутчиков. Снились трупы, расчленёнка и повторяющийся сюжет, что я не могу найти гроб Шестого. Где я только не терял его тело: плывя на лодке, сидя в баре и летя в самолёте. Везде я осознавал, что гроб должен был быть со мной, но обнаруживал, что его нет, что я его потерял — и в панике просыпался.
Приземлились под Питером мы где-то подле полуночи: весь полёт занял около
Пока ловил машину, получил СМС от военкома Набережных Челнов: Лёху Шестого распорядились хоронить с почётным караулом, залпами и оркестром. Это меня порадовало.
Через полчаса меня наконец подобрали — военные, обратив внимание на форму. Добравшись до моего друга и сослуживца Тимура, который в это время как раз был здесь в отпуске, я наконец поел, переоделся в костюм человека и настоял на том, что нам необходимо немедленно выпить. Мы отправились в сторону Невского.
Посопротивлявшись, Тимур всё-таки согласился занырнуть со мной в неоновый портал. Вывеска над порталом обещала гурий и развлечения.
— Колюще-режущее, огнестрельное, запрещённое с собой есть?
— Никак нет, всё на ПВД. Гранаты тоже выложили.
— Что-что?
— Неважно, просто шутим.
Вспоминаю, как в ДНР мы искренне возмущаемся, когда нас не хотят впускать в кафе с автоматами или пистолетами. Такой фашизм в свободных республиках редкость, но после официального воссоединения с РФ всё-таки случается.
На ресепшене при получении браслета получаю СМС из Челнов: «К 9 вас ждут в госпитале на получение тела».
В распутном кабаке сегодня тематическая вечеринка — все женщины наряжены в духе Великой Депрессии: шляпки, перчатки, широкие вырезы, заниженные талии, перья, ободки, жемчужные бусы и яркий, выразительный макияж. Комфорт-менеджер провожает нас до столика мимо длинной барной стойки, плавно перетекающей в сцену. На сцене выстраивается с полтора десятка женщин — начинается эротическое шоу. На ручках и ножках актрис — таблички с порядковыми номерами. Вспоминаю бирки покойников.
На стенах возле столика — картины с частями женских тел: попы, груди, ноги, локти. Всё как у чёрных тюльпанов, только с точностью до наоборот беспорядочная груда тел, которая образовывалась на сцене, сочилась энергией, жизнью, молодостью и красотой. Полная противоположность ростовскому борделю и никаких военных.
Девушки в этом заведении были действительно хороши и не просто кривлялись на сцене — но исполняли серьёзные и изобретательные хореографические номера, завораживая и пугая размахом. Шестому бы здесь понравилось.
А если бы ему дали здесь поснимать — это были бы очень, очень чувственные фотографии.
Лёха был мастером нахождения трогательных деталей — обожал снимать ладони военных, вылавливать мимические морщины, повороты шей и голов. Жаль, что Лёха не успел поснимать ню.
Печальные размышления прервали двойные негрони и две полуголые танцовщицы, примкнувшие к нашему столу. Одна из артисток оказалась детским видеоблогером с десятками тысяч подписчиков на Ютубе, другая — талантливой поэтессой, ведущей небольшой телеграм-канал.
Мы же представились простыми книгоиздателями.
Фото автора.
В тот вечер мы с Тимуром постановили, что жить надо по возможности хорошо, а мужской гардероб должен состоять исключительно из двух видов костюмов — классических и военных. Остальная мужская одежда от лукавого.
Условились, что после войны будем ходить исключительно в тройке, забыв про все эти хаки, койоты, оливы и мультикамы.
Вовремя в госпиталь я, конечно же, не при ехал — слишком тяжёлым было пробуждение. Снова снились кошмары о потере Лёхи — в этот раз я по терял его гроб прямо в купе поезда. В недоумении я начал врываться во все соседние купе по очереди. В каждом была одна и та же картина — трое военных что-то кушали и пили, а вместо одной из полок стоял гроб. Всегда не Лёхин. В госпитале я был с опозданием в 30 минут.
— Сержант Бастраков? Где вас носит?
Нам пора его уже запаивать.
Я был рад, что наконец добрался до него. Лёша лежал в тёмно-зелёной военной форме на белой подушечке, коротко обритый и равнодушный. Вероятно, обрили его, пока лежал в коме. Я обратил внимание на необутые ноги.
— Простите, пожалуйста, то ли ноги у него разбухли, то ли размер не тот выдали…
Не налезают туфли… Мы их просто в гроб положим, ладно?..