Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

Всю дорогу фельдшер Татьяна сетовала, что её не берут на фронт — оказывается, она подавала заявку даже в «Тыл-22», когда мы объявляли набор медиков на службу, но не получила ответа. С оформлением женщин на военную службу действительно есть сложности.

В травмпункте мне сообщили о разрыве связок и предложили наложить гипс, чтобы нога не разбухла. Я плохо представлял себе, как я смогу закончить миссию в гипсе и на костылях, поэтому вынужден был отказаться. Фельдшер Татьяна согласилась отвезти меня в ортопедический магазин, помочь подобрать ортез[63] и трость. После покупок Татьяна отвезла меня обратно в аэропорт.

До трапа смог кое-как доковылять сам — инвалидное кресло больше не потребовалось.

КЛАДБИЩЕ

В маленькой часовне было не протолкнуться — на отпевание Шестого пришло слишком много людей. Большую часть времени я стоял на улице, ругаясь внутри себя на набережночелнинский март: одет я был совсем не по погоде. Когда пришло время прощаться — я положил на закрытый гроб два шеврона: «Тыл-22» и 123-го полка. В создании полкового шеврона Шестой принимал непосредственное участие — мы разместили на нём аиста, солнце и прицел. Так как аист питается змеями, червями и жабами — это символизировало очищение от скверны.

Шеврон 123-го полка, созданный командой «ТЫЛа-22». Фото автора.

…

После отпевания мы поехали на кладбище, на Аллею Героев, где для Лёши уже была вырыта яма. В «Газели»-катафалке мне досталось место у изголовья гроба. Гроба, который я десятки раз терял в своих кошмарах. Гроба, который теперь будет со мной всю жизнь.

Передвигался я с огромным трудом и очень медленно — я ещё даже не понимал, какой рукой правильно использовать трость, чтобы было меньше боли. На Аллее Героев я наконец встретил Любаву, мою невесту и боевую подругу, прошедшую вместе со мной самые страшные месяцы войны — освобождение Мариуполя.

Любава была самым близким человеком Шестому в нашей команде. Она была его наставником по видеоремеслу, хорошим другом и напарником. Они проводили очень много времени вместе, работая над видеороликами. Любава единственная, кто знала хоть какие-то подробности личной жизни Лёши: его детство, учёбу, работы, отношения с девушками. В мужской компании Шестой предпочитал молчать о своём прошлом — будто бы его у него никогда и не было.

Народ на похороны всё прибывал: помимо родственников, друзей и одноклассников приехал мэр, куча офицеров, никогда не видавших войны, курсанты, почётный караул, телевидение. Когда-то на этом телевидении работал Лёша, снимал и монтировал сюжеты. Теперь сюжет делают про него — погибшего добровольца Народной милиции ДНР.

Если бы Шестому кто-то при жизни сказал, что на его похоронах соберётся такая компания, — он бы ни за что не поверил. Если бы добавили про то, что будет звучать оркестр и греметь оружейный салют, — он счёл бы это издевательством. Он точно не видел себя военным, и всё это было совсем не про него, из другого мира. Война должна была стать просто вехой его личностного и творческого взросления, но не фатумом. Жизнь пророчила ему выдающуюся карьеру режиссёра, но смерть навсегда сделала его воином. «Солдатами не рождаются, солдатами умирают» — с этих слов я и начал свою прощальную речь на похоронах.

Оркестр на похоронах Шестого. Фото автора

Бойцы, что эвакуировали тяжелораненого Шестого с поля брани, рассказывали, что были поражены его стойкости. Чтобы Лёха не терял сознание, с ним требовалось всё время говорить — это нелегко в условиях вражеского огня и оказания первой помощи. Облегчив задачу санитарам, Шестой начал с расстановкой читать стихи. К сожалению, бойцы не запомнили, что это были за строки — как бы мы ни выпытывали.

Матёрые штурмовики могли бы позавидовать мужественности Лёхи: истекая кровью, он не ныл, не кричал, не корчился и строго следовал командам группы эвакуации. Чётко и по-солдатски отвечал на любые вопросы, знал наизусть номер части и паспортные данные. Это редкость. Чаще всего раненые теряют самообладание, впадают в истерику, мешают санитарам, орут и не дают притронуться к ранам.

Лёха же проявил максимум воинской выдержки.

Дмитрий Бастраков. Похороны Шестого, фото автора.

Он заслужил все воинские почести, с которыми был похоронен. И орден Мужества, который ему вручили посмертно, — тем более заслужил.

На поминках после погребения мы с Любавой сели за стол к родителям и очень долго беседовали. Они заново знакомились со своим сыном, узнавая подробности его жизни с нами. Многое повергало их в шок. Мы тоже заново знакомились с Шестым, всё больше узнавая его как Лёшку Гарнышева.

На поминках я обратил внимание, что вся родня Шестого — в возрасте. Лёша был единственным сыном в семье, не имел двоюродных братьев, сестёр или молодых родственников в детородном возрасте. За столами совсем не было детей или подростков. Я поймал себя на страшной мысли, что это поминки не только Лёши, но и всего рода Гарнышевых.

ЧЕЛНЫ