Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

Многие журналисты, работающие на войне давно, конечно, лишены этого порока. Они молча, стиснув зубы, делают свою работу, возят еду гражданским и молчат, отдают своё снаряжение нуждающимся военным и молчат. И не делают из этого материал «смотрите, мы помогли старушке». Головокружение от войны произошло преимущественно у тех, для кого она стала первым большим событием в жизни. И, попав на поле боя, товарищи-военкоры подумали, что они такие же крутые, как те, кто сидит в окопах. Но недостаточно работать на войне журналистом, чтобы быть крутым. Журналист никогда не будет выше военного, и самый крутой военкор ниже самого тощего и грязного мобилизан-та, которого схватили, когда он шёл в магазин за молоком, а через пять дней он уже штурмовал Мариуполь с винтовкой Мосина и в советской каске. Пока на Донбассе живы такие люди, мы должны вести себя скромно.

Журналист не должен думать, что раз он на войне, то он тоже солдат, — нет. Я могу со скрипом принять, когда журналист в составе подразделения надевает камуфляж, чтобы не выделяться в группе. Но таких единицы, это те, кто живёт с солдатами. Большинство из нас если и ездит на передовую, то на несколько часов в день, а возвращается спать в мягкую кровать номера в отеле, где ещё и наливают виски. Удобно, в Москве можешь сказать, что был на войне, а будучи на войне, идёшь спать в кровати и пить виски. Я не осуждаю, я сам на войне пью виски и сплю в кровати, но я не делаю вид, что ветеран.

Анонимный журналист

Фото Дмитрия Плотникова.

Военкоры

Забавно наблюдать, как девальвировалось это слово. Через неделю нахождения в зоне боевых действий парни переименовывают свои телеграм-каналы с «Вася Иванов» на «Военкор Вася Иванов». В моём понимании, чтобы называться военкором, нужно посвятить жизнь войне, либо работать корреспондентом военной прессслужбы, либо годами ходить в атаку с бойцами и с ними же ночевать, чего большинство из нас, включая меня, не делает. Почему-то мои товарищи, работающие на войнах с 2014 года, никогда не называют себя военкорами, а корреспондент, прятавшийся от мин под БМП ещё в 2017 году в аэропорту Донецка, сказал как-то раз:

«Я не хочу, чтобы меня звали военкором, я хочу оставаться журналистом». Эта фраза глубже, чем кажется. Недостаточно попасть под обстрел и хапнуть адреналина на передовой, чтобы называться военкором. Я считаю, что это пафосное слово может примерить на себя тот, кто годами делает эту работу и с передовой привозит не только впечатления, а ещё и хорошие материалы. И нет, заснять, как куда-то стреляет танк, — недостаточно. Военкорство — это как минимум заснять и постараться понять: куда, зачем, кто и что будет дальше?

Камуфляж и шевроны

А как без них? Мы же приехали на войну, а на войне положено ходить в камуфляже. Тем более «мультикам» такой красивый, он выглядит гораздо привлекательнее, чем за-дроченная олива и тем более стрёмная гражданская куртка синего или чёрного цвета.

Конвенции и профессиональная этика требуют от нас не выглядеть как комбатанты. Это общее правило. Из него можно сделать исключение для тех журналистов, которые работают в составе подразделений. Таких журналистов можно пересчитать по пальцам, большинство из них достаточно известны, а мы договорились, что в этой главе речь идёт не о них.

Мы же говорим о тех корреспондентах, которые бывают на передовой наездами, но мнят себя богами войны и потому ходят «по форме». Они оправдывают своё пристрастие к форме насущной необходимостью: на ней не видно грязи, она позволяет не выделяться на фоне остальных, что спасёт от снайпера, журналисту в форме бойцы больше доверяют. Давайте пробежимся по этим трём пунктам.

Грязь. Не надо её стесняться. Как верно подметил военкор Anna-News Александр Харченко, «чем грязнее одежда журналиста, тем чище его совесть».

Снайперы. Почему-то многие журналисты считают, что они приоритетная цель для снайпера или птурщика и камуфляж поможет им слиться с военными, чтобы не маякнуть вражеским «глазам», что на позиции появился журналист. Я уверен, что журналист практически никогда не будет приоритетной целью, несмотря на все завывания о важности информационной войны. Снайпер или птурщик на позиции ведут войну не информационную, а реальную, им до информационной дела нет. Зачем снайперу демаскировать свою позицию ради не представляющего никакой опасности журналиста, когда он может снять офицера или ценного спеца, например гранатомётчика? Зачем птурщику специально жечь журналиста, когда его ракета стоит десятки тысяч долларов и он с её помощью может поджечь целый танк и спасти десятки жизней «побратимов»? У птурщика нет информационной войны, у него есть боевые товарищи, которым надо помочь здесь и сейчас. Его помощь заключается в уничтожении техники противника, способной нанести реальный ущерб. Журналист ущерб напрямую не наносит.