Читаем Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1 полностью

Сколько копий сломано об этот шеврон. Адепты идеи «журналиста как приоритетной цели для снайпера» его никогда не носят, чтобы не подсказать снайперу, что стрелять надо в них. Я не буду вновь напоминать о правилах работы и этике, я поговорю о материях более приземлённых. Возьмите самый распространённый на постсоветском пространстве оптический прицел ПСО-1 с кратностью 4* и посмотрите в него на дистанцию работы снайпера. Обычно это несколько сотен метров. Даже в оптику зачастую довольно проблематично разглядеть, что там написано на груди у человека, особенно, когда он в движении мелькает в складках местности и между домами. В моём понимании шеврон «Пресса» больше нужен не для вражеского снайпера, а для своего дурака с автоматом. Бойцов на позициях редко предупреждают о визите журналистов. И представьте себе удивление человека, который держит свой сектор, а в нём появляется пара наглых типов в полувоенном. Кто поспокойнее, сначала поинтересуется, что за гости.

А если человек нервный? Я предпочитаю лишний раз не нервировать бойцов нашей стороны, везде ношу шеврон «PRESS» на груди и не сниму его, пока ко мне не подойдёт военный и не скажет, что конкретно на данном участке его лучше не носить. Потому что такие советы должен давать не коллега в лобби-баре гостиницы, а опытный солдат, а лучше офицер, на месте.

Зерна от плевел

Молодому журналисту в зоне боевых действий крайне важно общаться с более опытными коллегами и впитывать их знания. От этого зависит не только его профессиональный рост, но и жизнь. Первые две командировки я просто сидел рядом со старшими, молчал и жадно впитывал то, что они говорят. Иногда задавал вопросы. Начиная с третьей, я стал делиться с ними своими умозаключениями и сверять часы, правильные ли выводы о профессии я делаю. Сейчас, после пятой командировки, я набрался смелости дать менее опытным коллегам пару наводок, как отличить толкового и опытного журналиста от закомплексованного выпендрёжника или туриста. При этом, когда авторитетные для меня репортёры, вальяжно покуривая, начинают что-то говорить про профессию, я по-прежнему затыкаюсь и слушаю.

Чужой опыт передаётся через истории и советы. Толковый журналист, рассказывая историю, никогда не будет ставить в центр повествования себя и свои подвиги. Он может упомянуть их вскользь, но центральным местом рассказа всегда будет конфликтная ситуация и способ решения конфликта, следите за этим. Как только рассказ превращается в самопиар и перечисление подвигов, можете прекращать слушать. В Донецке у меня был интересный опыт знакомства с таким корреспондентом. Он был флегматичен, но каждый раз, когда начинал говорить, мои уши слышали исключительно истории самопиара. То он освобождал заложников, то тренировал спецназ, то был мастером спорта по нескольким видам сразу. Первые 15 минут я думал: какое счастье, что сижу за одним столом с таким великим человеком. На 16-й минуте я понял: тут что-то не так Ни одной полезной мысли я из этого монолога не вынес. Это показатель. После общения с правильным корреспондентом вы всегда найдёте, над чем подумать. Цепляйтесь за каждую возможность поговорить с такими коллегами, и, пока ваши товарищи будут ходить, обдолбанные от своей крутости, потому что рядом упала мина, вы будете учиться. Они будут всем рассказывать, какие они смелые парни, и им будут верить. А профессионалом будете медленно, но верно становиться вы, ведь пока они болтали, вы учились.

Тяжёлый броник

Моя любимая рубрика — это жалобы журналиста на тяжёлый броник, который он будет носить только там, где «реально опасно». Реально опасно в понимании многих только на передовой, а всё остальное — тыл. Журналист напрочь игнорирует ту мысль, что даже в давно освобождённом Мариуполе остались тысячи неразорвавшихся снарядов, мин, растяжек, и журналист может случайно на них напороться и улететь в Москву бесплатным рейсом. Есть внимательные журналисты, которые всегда смотрят под ноги. Для таких придумали растяжки на уровне груди-головы. Есть совсем внимательные, которые очень тщательно сканируют местность вокруг себя. Для таких дьявол придумал коллег-раздолбаев, которые что-нибудь да зацепят и разлетятся по улице, а осколки догонят ни в чём не повинных внимательных коллег. Эта тема для меня больная, в самом начале своего пути я был таким раздолбаем и случайно наступил на неразорвавшуюся 82-мм артиллерийскую мину на российском блокпосту под Шуши. Бойцы сказали: «Ерунда, мы её обезвредили!» — и небрежно оттянули за хвостовик в сторону. Под ней оказалась ещё одна мина - 120-мм. Увидев её, боец сказал: «Ни хуя себе!» Теперь 22 ноября — мой второй день рождения.

Но тогда мне было очень стыдно перед коллегами, которые могли умереть из-за моей тупости.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии