Лёха был больше этого города. Этот город был ему слишком тесен, слишком душен, слишком мал. И даже Москва и та оказалась слишком слабой мишенью для его объектива. Он всё-таки успел в ней пожить и поработать — снимал холёные корпоративные видео про успешный успех и никогда не был на своём месте. На войне Лёхе сразу понравилось, здесь он был счастлив и наконец-то при деле, в котором он видел смысл. Здесь он был действительно нужен, важен и полезен. Избежать войны Лёха мог только при одном сценарии — если бы войны не было совсем.
Стало быть, поделом. Всем нам — поделом.
Фото из архива «ТЫЛа-22».
КАМУФЛЯЖНЫЕ ВОЙСКА
Журналист, пожелавший остаться анонимным
Эта война стала для нашей армии холодным душем после парилки и посему должна заставить военных пересмотреть взгляды на ведение боевых действий. Но задуматься стоит не только им. Так как сам я журналист, то и поговорить собираюсь о журналистах на войне.
Я понимаю, что многие коллеги на меня обидятся, узнав себя, многие не согласятся.
Но старая гвардия новостных агентств, заставшая ещё Чечню, 08.08.08, 2014-й год и Сирию, скажет: «Наконец, хоть кто-то сказал вслух то, о чём мы говорим за столом и в курилке».
Эта история рождалась долго, она писалась на заминированных украинских позициях, по которым бегали, как по бульвару, журналисты федеральных каналов, она писалась в лобби-баре отеля «Донбасс Палас» в Донецке, когда очередной великовозрастный корреспондент рассказывал сказки о том, как грыз танки, словно сухари. Она писалась, когда оборванные мобилизованные ДНРовцы с завистью и тоской смотрели на приехавших к ним журналистов в кра сивых бронежилетах, спрашивая, нет ли лишнего. По-хорошему, она начала писаться два года назад в Степанакерте, когда я впервые услышал, как рвутся снаряды, и, вероятно, побелел, а старшие товарищи флегматично пили пиво и открывали окна лобби-бара, чтобы взрывной волной в помещение не вогнало осколки стёкол. Извините за пафос, но иногда он уместен.
Я с большим уважением отношусь к мужеству настоящих военкоров вроде команды WarGonzo, Поддубного, Кода и ряда других, менее публичных или непубличных совсем, но прославленных внутри нашего цеха. И, уважая их мужество, я выношу их за скобки нашего обсуждения, потому что этот разговор не про них, эти люди спят с подразделениями, живут с ними, ходят с ними в атаку. Это, если можно так сказать, особая каста, и они молча делают свою работу. Но 90 процентов журналистов на войне, включая и меня, — это не настоящие военкоры, а гражданские журналисты, которые до войны и между войнами занимаются совершенно гражданскими темами, а война в их жизнь приходит нечасто. В этой касте есть огромное количество адекватных людей, но есть и неадекватные. Я хочу поговорить про инфопехоту, которая думает, что она инфоспецназ.
Казалось бы, банальная мысль, но журналист на войне — это, прежде всего, журналист и только потом «на войне». Журналист делает в зоне боевых действий свою работу, и для него критически важно не потерять себя, не поддаться очарованию войны (это сложно) и брутальных бородатых мужчин с калашами и коллиматорами (для некоторых это почти невозможно).
Многие идут навстречу этому соблазну.
Я их понимаю. Сложно сохранить трезвое восприятие себя, когда ты на войне, особенно на такой страшной, как эта, и тем более, когда ты на фронте в первый раз, а вокруг что-то постоянно взрывается и даже иногда гибнут люди. Когда девочки из Москвы пишут в комментах «мм, какой ты безбашенный» под твоими фотками в камуфляже, а пацаны шлют голосовые сообщения в Телеграм, как накроют тебе поляну, когда ты вернёшься, это бодрит.
За время этого конфликта расцвёл культ военкорства, когда военкор превращается в рок-звезду войны, хотя этой звездой должен быть командир разведроты, пусть и в маске.
А рок-звезду из него должен сделать как раз журналист. К сожалению, некоторые стали просто-напросто пиариться на фоне жёсткой картинки.
«Смотрите, в километре от меня „Азовсталь", там бомбят и опасно» — это не журналистская работа. Ты показал зрителям, что тусуешься в месте, куда 99 процентов людей не поедут, а что дальше? Где журналистика? Где подробности, контекст, кто долбит, из чего, зачем? Зато возвращаясь в Донецк с нарочито усталыми лицами, эти люди ведут себя так, будто сами верхом на ФАБ-3000[64]
падали на ту «Азовсталь». «Мы были в опасном месте».«Группа журналистов попала под обстрел, никто не пострадал» — часто такие новости пишутся, когда снаряды падают в сотнях метров от журналистов. Думаю, пережившим настоящие обстрелы читать такое и тем более смотреть видео смешно.