Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя

Пора, пожалуй, заканчивать эту затянувшуюся главу. Осталось упомянуть о самом ярком, запомнившемся и очень скрасившем мой досуг детективном авторе 1990-х. Это, конечно, Андрей Константинов, чья многотомная эпопея «Бандитский Петербург» выходила начиная с 1994-го. Замечательные «Вор» и «Адвокат» недаром послужили основой для роскошных телесериалов В. Бортко. «Этот город, которого нет…» Пересматриваю отдельные фильмы до сих пор. Печально, что «небортковское» сериальное продолжение к искусству уже почти не имеет отношения.

XXI век мы встретили знаковым событием – ушел, и добровольно ушел, со своего поста Ельцин. Пожалуй, не было в России человека, который 31 декабря 1999 года не воздал бы ему должное – хотя бы в глубине души. Расстался с властью сам! По своей воле! Попросив прощения…

О двухтысячных – в следующей главе.

Двадцатилетье, слипшееся в ком… (1999–2020)

Общее и несомненное материальное улучшение существования в 2000-х стало, безусловно, следствием «лихих» 1990-х. Если непредвзятым взглядом окинуть хотя бы улицы наших больших городов, станет ясно, что все происходило не зря: краски, автомобили, новые здания, расцвет всевозможной торговли, немыслимые ранее услуги, россыпи книг и турпутевок… Наконец, некоторая свобода и раскованность поведения, еще далекая от европейской, еще расхлябанная, недисциплинированная, но что-то и обещающая.

Чего нельзя и не нужно прощать двухтысячным? На моих глазах последовательно и беспощадно разрушено лучшее, что было в советском образовании и здравоохранении. Душит непрозрачность, ложь и серость политической жизни. Умело взращиваемый культ президента даже в нашей истории имеет мало равных – трудно представить еженедельную телепрограмму, подобную той, что именуется «Москва. Кремль. Путин», с именем любого другого нашего правителя. Подставьте сами: Хрущев? Брежнев? Андропов? Черненко? Разве что Сталин…

Как любого начитанного человека, меня бесит официально принятая, архаическая и реакционная оценка нашей истории. Длящиеся распри со всем миром, невероятная бюрократизация жизни, усугубленная навязчивой и обязательной компьютеризацией. А главное – задраенные социальные лифты и полное отсутствие внятной перспективы. Куда? Зачем? Для кого и во имя чего? Возможно, впрочем, что нормальное повседневное существование не нуждается в ответе на эти вопросы, не нуждается даже в их постановке. Но мне без них неуютно, тревожно, тоскливо.

И хочется вернуться к литературе.

С 1999 года минуло больше двадцати лет. Несмотря на свое сверхнасыщенное содержание (страна стала совершенно другой), пролетели они стремительно. И так же стремительно Россия утрачивала свою литературоцентричность. Объективно этот процесс был неизбежен и, наверное, необходим, но люди, с детства пропитанные художественным словом, люди, для которых оно стало жизненной необходимостью и потребностью, воспринимали помянутый процесс болезненно. Не могу не вспомнить: во время нашей с Алексеем очередной поездки в США мы познакомились с зятем моей подруги, коренным американцем. Когда я по привычке попробовала поинтересоваться его отношением к Бродскому, последовала реплика, вполне, впрочем, доброжелательная: «Почему для русских всегда так важна литература?» Мир, в отличие от прежней России, действительно живет и устроен несколько по-другому, однако русская культура за последние двести лет обогатила его по большей части именно Словом…

Что сказать о литературном пейзаже этого двадцатилетия? В моих глазах он не то что обеднел, но как-то съежился и измельчал. Уцелевшие с давних времен знаковые «деревья и постройки» давно знакомы и изучены; что-то из новой поросли кажется вторичным, что-то – второстепенным и малообещающим. Вкусы мои, естественно, затвердели (спасибо, что не окаменели), слабеет способность и готовность удивляться. Да и попросту меньше сил остается для того, чтобы внимательно и неуклонно отслеживать литературные новинки. Посему в этой последней части своей читательской истории я отказываюсь от хронологического принципа изложения; попробую рассказать о том, что – по разным причинам – привлекло наибольшее внимание, вызвало восхищение, одобрение или отторжение, вне зависимости от времени написания и публикации соответствующего произведения.

Откуда взялось название этой последней главы? Из моего недавнего стихотворения: