Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя

Двадцатилетье, слипшееся в ком.
Что виновато: возраст или время?
Стянувшееся в неподъемный том
воспоминаний горестное бремя?

Мелькают кадры пестрой чередой:

Норд-Ост, Беслан, плач матери у гроба,
Болотной гул, Майдана гневный вой,
телепрограмм истерика и злоба.

Ликующие возгласы: «Крым наш!

Все, кто не с нами, – дураки и дуры!»
А за окном сжимается пейзаж
прославленной в веках литературы…

Среди писателей, дебютировавших в 1990-е и продолжающих активно работать в следующем тысячелетии (!), я в той или иной степени познакомилась с произведениями Л. Петрушевской, Б. Акунина, В. Пелевина, А. Иванова, Е. Водолазкина, Д. Рубиной, Т. Толстой, Л. Улицкой. Увы! Все, кроме двух последних, оставили равнодушной – правда, по разным причинам.

Не могу не отдать должное резкому и саркастическому таланту Л. Петрушевской, но читать ее так тяжело, что одолела я лишь мизерную часть богатого и разнообразного творчества. Пусть простит меня Людмила Стефановна, но поменьше бы мрака! После Ваших деталей, подробностей, инвектив и обличений просто жить не хочется. А жить, как известно, надо. И иногда этот процесс (в отличие от Ваших книг) бывает добрым, интересным и веселым.

Люблю Григория Чхартишвили, книгу «Писатель и самоубийство» неоднократно перечитывала. И совершенно равнодушна к Б. Акунину, многотомным проектам «Сыщик Фандорин», «Сыщица Пелагия» и подобным. «Что он Гекубе, что ему Гекуба?» Даже как детективы эти произведения меня не заинтересовали: слишком далекая от повседневных нужд и страстей интрига, медленно и вязко разворачивающаяся. Разве что язык, который хорош и точен. Но жаль тратить такой несомненный интеллект на игрушки.

В свое время порадовалась роману «Жизнь насекомых» (1993) В. Пелевина – искренности интонации, тому, что образный строй естественно опирается на интереснейший пласт реальности – энтомологию и «увиден» внутренним взором художника. К сожалению, поздний Пелевин не вызывает у меня никакого аппетита, особенно после романа «Generation “П”»: утомительно, натужно, тяжело и, в сущности, бьет мимо цели. Но к рассказу «Затворник и Шестипалый» неравнодушна до сих пор; не выходит из памяти замечательный философский диалог двух инкубаторских цыплят.

Многие из моих друзей с надеждой потянулись к первой прозе Алексея Иванова, но интерес угас, не разгоревшись – в том числе и у меня. Острое социальное чутье к новым фактам, людям и тенденциям 1990-х не искупает главных недостатков: мелкотравчатой и неглубокой разработки характеров и небрежного, «маловысокохудожественного» языкового и речевого строя. Бедность языка еще можно извинить, но фальшь интонаций режет ухо. Недавно с удовольствием посмотрела сериал «Ненастье», но когда взяла в руки одноименный роман, опять расстроилась: плохо, примитивно. А ведь дано человеку много… Правда, фильм «Географ глобус пропил» слабее соответствующей книги, даже несмотря на обаяние Константина Хабенского в главной роли, и это обнадеживает: очень уж нестандартный характер высмотрен автором в современной школе, и потенциал этого характера обещает позитивные перемены.

В очередных летних отпусках попались два романа Дины Рубиной – «Синдром Петрушки» и «Белый ветер». Ну не тянет меня читать об изображенных там проблемах и о людях, которые их решают! Все это идет не из сердца, не из души, не из неодолимой потребности высказаться. Ремесло, которое кормит. Что ж, ремесленница она хорошая. Уже немало.

Даже Е. Водолазкин не заставил ни задуматься, ни вздохнуть, ни улыбнуться. Пусто… Удивляет выбор героев, подобранных где-то на обочине жизни, натужная вымышленность сюжетов, а главное – дальность расстояния от подлинных жизненных проблем. Радует только язык да, кроме того, острота и плотная осязаемость воспоминаний автора о знаменитом Пушкинском Доме. Дмитрия Сергеевича Лихачева мне довелось видеть и слышать лично, его человеческая индивидуальность, научные и публицистические труды, а особенно трагически-невозмутимые «Воспоминания» не могут не восхищать, поэтому живые впечатления коллеги от совместной с ним работы и деятельности всегда притягательны. А «Брисбен», «Авиатор»… Из хорошо оснащенной пушки – по мелким воробьям.

Ю. В. Трифонов вспоминал, как в 1950-е годы один из мэтров советской литературы любил задавать студентам Литературного института им. М. Горького после публичного прочтения их опусов на творческих семинарах сакраментальный вопрос: ну и что? Вот и меня тянет спросить нечто подобное…