Книги и короли (СИ)

Он оказался скорее пограничным фортом, чем городом — здесь никто не оставался дольше, чем нужно было, чтобы заключить сделку и удостовериться, что все прошло честно, без обмана. Никаких таверн, никаких веселых домов или уличных торговцев всякой всячиной — в этом месте удачные приобретения даже не обмывали и не праздновали процветание! Получив товар или деньги, обе стороны спешили убраться куда подальше, разбежаться по своим привычным городам и городишкам, а не задерживаться в этом унылом месте. Тут даже зазывал, таких раздражающих во всяком другом городе, здесь было днем с огнем не сыскать: и путники почти готовы были признать, что скучают по ним, как и по десятку других привычных мелочей, делающих любой город приятным и родным усталому путнику.

— Надеюсь, и нам не придется задержаться здесь надолго, — пробормотал клирик, исподлобья осматриваясь, пока они ехали вдоль грязной и неприветливой улицы.

— По-хорошему, я бы вообще не хотел здесь быть, — буркнул маг с необычной для него насупленностью. — Однако я здесь.

Мигель обменялся с Хьюго озабоченными взглядами — наемник и вор, как самые жизнерадостные и беспокойные члены компании, всерьез переживали за уныние, все чаще мелькавшее в глазах друзей.

Рыжий дважды открывал и закрывал взгляд под ехидным прищуром файтера, прежде чем нашелся со словами ободрения.

— Мы все здесь, и это главное, — он похлопал мага и монаха по плечам, направив лошадь между их лошадьми, — что-нибудь да придумаем, раз не удалось обойтись вовсе без этой дыры.

Маг без особого энтузиазма, но кивнул, а клирик воздел глаза к небу и издал не предвещающий ничего хорошего стон.

— О, если бы это была дыра! Куда смотрели боги, когда создавалось это?!

Наемник только фыркнул и пришпорил коня, отъезжая вперед. Небо над головой оставалось тем же, вино, золото и женская половина человечества тоже не должны были претерпеть существенные изменения — а потому можно было жить дальше и разбираться с поставленной задачей, а не ныть и закатывать глаза.

— Дальше Империя будет сильнее вступать в свои права, — с какой-то едва уловимой грустью вздохнул Ал, глядя ему вслед.

И чем дальше они углублялись в этот форт, тем в более мрачном свете им представлялась Железная Империя. Впрочем, было бы неразумно судить о ней по полудюжине улиц, вдоль которых ровными рядами выстроились амбары, склады да бараки. Улицы эти расходились в стороны от центральной площади и заканчивались тупиками — и эту нехитрую систему друзья успели изучить за час, по самым щедрым прикидкам. Центральная (и единственная) площадь была также окружена — о, диво! — бараками и какими-то непознаваемыми сооружениями, явно не увеселительного характера с одной стороны, и нехитрыми постоялыми дворами с, разумеется, вшивыми койками и самой дрянной едой на всем континенте.

Новый спутник уверял четверых друзей, что этот пограничный городок одинаково не нравится как и им, так и жителям Империи, но в голосе его изредка звучало ничего хорошего не сулившее сомнение.

Что ж, выбора у них не было — разве что напроситься ночевать в барак к рабам, но тогда, скорее всего, там же и остаться. А потому они поругались, посмеялись (кто как) и смиренно приняли свою участь, дружно решив, что у бывало и похуже.

Получив по кружке пива, на удивление пряного и ароматного, путники присели за стол, который был предусмотрительно достаточно далеко от всех, кого бы заинтересовал их разговор, но все-таки скорее в центре, нежели в углу. Им нужно было приглядеться. Пиво было только поводом остаться здесь, не более — а потому продолжения не последовало.

Ал объяснил квартету, что выезжать из защищенного форта таким маленьким отрядом чересчур непредусмотрительно и самонадеянно. Следовало найти кого-нибудь, кто тоже собирается держать путь в самое сердце страны и не откажется от дополнительной компании — такие не все поголовно, но желающие непременно найдутся.

Четверо друзей приняли его предложение без споров.

Торговцы из всех уголков Обитаемой Империи входили и выходили, кто-то выглядел довольным и поблескивал взглядами удовлетворенной алчности, кто-то был близок к тому состоянию, когда или злятся на весь мир, или напиваются на последние, а потом злятся на весь мир. Тех же, кто продолжит путь из этого безымянного города в Империю, было до смешного мало.

Клирик, совсем уже отвыкший прятать лицо за капюшоном, внешне равнодушным взглядом проводил очередного работорговца, вышедшего на улицу, и отхлебнул треть глотка из своей кружки:

— Что будем делать? Останемся тут ночевать?

— Покормим местных блох, — зевнул Мигель, — а если они такие же добротные, как и здешнее пиво…

— Как бы нас не вышвырнули отсюда, если мы задержимся.

Юджин поежился, хотя не слишком верил в такой исход. Нет, что-то куда более зловещее лежало на пути квартета, и путь этот тянулся вглубь, а не наружу из этой дикой страны.

— На худой конец поедем сами, — файтер выглядел невозмутимым, — чай не дети маленькие, да и проводник есть.