Книги Яакововы

- Как у нас имеется катехизис, так у них есть Талмуд. Это, как бы тут сказать коротко, комментарий к Библии, но особенный, поскольку касается того, как соблюдать законы и наставления Моисея.

Ксёндз постепенно оживляется, довольный тем, что может похвастаться знаниями, которые со всем усердием приобретает годами. Он глядит на лавку и вопросительно поднимает брови.

Епископ незначительно кивает, и ксёндз придвигается к нему. От него несет затхлостью – бедняжка, его комнаты на первом этаже – и еще щелоком, похоже, этот запах перешел от брадобрея, который так неудачно его побрил.

- Этот Талмуд много сотен лет назад писали их раввины и все там выяснили: что есть, когда, что можно, а чего нет. Без этого вся эта их сложная конструкция распалась бы.

- Но ведь ты же говорил мне, будто бы все их законы в Торе, - перебивает с претензией епископ.

- Но после разрушению иерусалимского Храма, в изгнании, сложно было бы быть послушными Торе – в чужой стране, в чуждом климате. Кроме того, все эти законы весьма особенные, они относятся к их давней, пастырской жизни, а мир поменялся, вот и был написан Талмуд. Припомните, Ваше Преосвященство, Четвертую Книгу Моисееву, именно там имеется про трубы и войска, про вождей племен, шатры...

- Ну да, - не уделяя уже особого внимания вопросу, вздыхает епископ.

- Так вот, тот самый Франк считает, будто бы все это лживо.

- Это весьма тяжелое обвинение. И Тора тоже?

- Тора ему никак не мешает, а их священная книга – это Зоар.

- Мне это уже известно. Но в этот раз чего они хотят?

- Они хотят, чтобы этого Франка наказать. В деревне Лянцкорунь талмудисты побили этих своих еретиков, они же подали против них иск в суд по поводу "греха адамитов⁸³", сами же наложили на них анафему. Что еще могут они против них сделать? Поэтому и обращаются к нам.

Епископ поднял голову.

- Грех адамитов?

- Ну, знаете ли, отец епископ... – говорит Пикульский и внезапно заливается румянцем, начинает откашливаться, а епископ же в некоем спонтанном акте милосердия позволяет ему не заканчивать этого предложения. – Но ксёндз быстро приходит в себя: - Этого Франка следовало освободить из тюрьмы, но он продолжает действовать, пребывая у турок. В иудейский пост этот Яаков с повозки уговаривал, что раз у них имеется истинный Бог, и они сильно верят в него, то зачем же им скрываться? Он сказал: "Идемте, откроемся и покажем всем. Пускай нас увидят". А потом – в тот самый их жесткий пост – наливал всем водку, угощал сладкой выпечкой и свининой.

Откуда они взялись, столь неожиданно, в таком количестве? – размышляет епископ, шевеля пальцами в меховом папуче. Уже перед тем слышал он, будто бы какие-то иудейские отщепенцы сопротивляются тому, чтобы поступать в соответствии с указаниями Торы, убежденные в том, что ее законы были аннулированы вместе с пришествием Мессии. Только какое дело до всего этого нам? – думает епископ. Они для нас чужие, религия их странная и искаженная. Это внутренний спор, пускай себе грызутся. Но ко всему этому присоединяются и другие вещи: будто бы пользовались они заклинаниями и чарами, будто бы пробовали налить вина из стены, применяя таинственные силы, описанные в Книге Бытия. Вроде как, встречались они в отдаленных местах, на ярмарках, и распознавали друг друга с помощью различных знаков, к примеру, выписывали инициалы своего пророка Ш-Ц (S-C) на книгах, торговых лавках и своих товарах. И еще – это епископ тоже хорошенько отметил – они торговали один с другим, творили закрытые общества, где ручались взаимно один за другого. Он слышал, что когда одного из них обвиняли в мошенничестве, другие свидетельствовали о его честности, а вину сваливали на кого-то, кто не был в их группе.

- Я еще не закончил писать для Вашего Преосвященства отчет, - неожиданно начинает объясняться Пикульский. – Зоар – это ведь тоже комментарий, иной, я бы сказал: мистический, он занимается не законами, но вопросами творения мира, самого Бога...

- Богохульства, - перебивает его епископ. – Вернемся к работе.

Но тот стоит, он моложе епископа лет на десять, а то и больше, хотя выглядит старым. Это все по причине худобы, думает епископ.

- Хорошо, что Ваше Преосвященство послало за мной во Львов, - отзывается ксёндз Пикульский. – Я в распоряжении Вашего Преосвященства, и, похоже, Ваше Преосвященство не найдет никого, кто был бы лучше меня, если говорить про иудеев и ту иудейскую ересь.

Говоря это, ксёндз Пикульский обливается густой краской, он откашливается и опускает глаза. Похоже, он чувствует, что перегнул палку и тем самым совершил грех гордыни.

Но епископ не замечает его замешательства. Почему я так мерзну? – думает он, - как будто бы кровь не добиралась до самых дальних членов тела, словно бы кружила слишком медленно, почему моя кровь такая небыстрая?

Епископу уже надоели проблемы с местными евреями. Ну что за дьявольское, коварное и упрямое племя – куда их не выбросишь, они тут же окольными путями вернутся, нет на них сил, разве что какой-нибудь решительной, неотвратимой. Ничего не помогает.