Книги Яакововы

И действительно, Гершом прав, он приказывает вначале поглядеть в щелку между занавесками, когда же они выбивают дверь, то в течение мгновения видят полуголую женщину, пытающуюся заслониться каким-то предметом одежды, и отбегающих под стены людей. Гершом грозно орет, кто-то выскакивает через окошко, но его хватают снаружи, кому-то еще удается сбежать. Всех остальных, за исключением Хаи несколько пьяненьких и перепуганных, связав их всех постромками, Гершом приказывает отвезти к раввину. Самовольно он реквизирует их повозки, лошадей, книги, письма и меховые шубы, после чего отправляется к пану в имение. Гершом не знает, что там идет каравал, что у пана гости. К тому же, пан не желает вмешиваться в еврейские скандалы – евреи предоставляют ему кредиты – он не знает, в чем тут конкретно дело, какие люди во все это замешаны, а какие – нет. Посему он зовет своего управляющего, Романовского, поскольку сам занят смакованием кизиловой наливки. Дом освещен, даже снаружи слышны запахи жаркого, слышна музыка и женский смех. Из-за спины пана с любопытством выглядывают зарумянившиеся лица. Управляющий Романовский натягивает длинные сапоги и снимает со стены ружье, созывает работников, и все идут через снег, ну а священное в них возмущение, и христианское, и еврейское, будит в них беспокойные образы, что творится некое громадное святотатство, всеобщее, переходящее границы вероисповеданий богохульство. На месте же видят лишь озябших мужчин, связанных постромками попарно, без теплой верхней одежды, трясущихся на морозе. Романовский пожимает плечами. Он даже не понимает, в чем тут вообще дело. Но, на всякий случай, всех их садят в арест в Копычинцах.

До турецких властей быстро доходит, что произошло; уже на третий день прибывает небольшой турецкий отряд, от Романовского требуют отдать пленника Яакова Франка, подданного Порты, что Романовский с охотой и делает. Пускай евреи или там турки сами судят своих отщепенцев.

 

Вроде как, в течение тех трех дней, проведенных в аресте в Копычинцах, прежде чем за ним приехали турки, на Яакова вновь снизошел святой дух, руах ха-кодеш, и он странные вещи кричал, о чем впоследствии свидетельствовали сидевшие с ним в камере реб Шайес и Ицеле из Королювки – что он направится к христианской религии, и двенадцать братьев с ним. Когда же турки его освободили, дали ему коня, на которого он сел и сразу же направился к турецкой границе, в Хотин. Шпионы же потом донесли раввину Рапопорту во Львов, чтоЮ отъезжая, он произнес, по-древнееврейски, волне понятно: "Идем на королевскую дорогу".

 

О польской принцессе Гитле, дочке Пинкаса

 

Красавица Гитля – единственная дочка Пинкаса, секретаря львовского раввина Рапапорта. У девицы в голове что-то нехорошо уложилось, отцу она постоянно доставляла хлопоты, потому он отвез е к сестре в Буске, чтобы там она подышала здоровым деревенским воздухом и так сильно не бросалась всем в глаза.

Нехорошо, что она привлекательна – хотя обычно это радует родителей – высокая, стройная, с вытянутым, смуглым лицом, выдающимися губами и темными глазами. Ходит она небрежно и как-то странно одетая. Все лето прогуливалась она по подмокшим лугам за городом, читала вслух сихи, ходила сама на кладбище, всегда с книжкой в руках. Ее тетка считает, что так оно всегда творится, когда девушек учат читать. Неосторожный отец Гитли сделал это – и вот вам результат. Ученая женщина – это всегда причина крупных неприятностей. И вот вам, все они и, вроде как, стали реальностью. Ну кто нормальный просиживает на кладбище? Девице девятнадцать лет, она давно уже должна быть выдана замуж, пока же притягивает любопытствующие взгляды парней и мужчин постарше, вот только никто на такой жениться не желает. Вроде как, она даже позволяла некоторым парням себя облапывать. Делали они это за кладбищем, там, где дорога ведет в лес. И, кто знает, а не случилось ли чего больше.