Книги Яакововы

Потому что им кажется, будто бы это Шехина нисходит в эту скульптуру, позолоченную гданьским золотом, что она ведет их в дом епископа, будто мать, словно сестра, как самая нежная любовница, которая бросит все, чтобы хоть мгновение поглядеть на любимого, пускай даже он был бы в самом нищенском лапсердаке. Прежде чем они попадут на тайную аудиенцию у епископа Дембовского, Яаков, как всегда с ним получается, не терпящий какого-либо экстаза, в приливе детского веселья выбирается из толпы и внезапно, будто нищий, начинает плакаться, будто еврейский, сгорбленный и хромой нищий.

- Вот же жидоба наглая, - шипит на него какая-то толстая горожанка. – Никакого почтения святому делу.

 

Тем же самым днем, поздно вечером они представляют епископу манифест с девятью тезисами, которых они будут защищать в диспуте. И одновременно просят какую-нибудь защиту, поскольку талмудисты преследуют их. Опять же, проклятие. Это как раз больше всего злит епископа. Проклятие. Да что это такое, иудейское проклятие?

Дембовский предлагает всем сесть, а сам читает:

"Один. Мы верим в то, во что-либо Бог в Ветхом Завете приказал верить, и в то, чему-либо он учил.

Два: Священного Писания людской разум без Милости Божьей по-настоящему понять не может.

Три: Талмуд, переполненный неслыханными богохульствами против Бога, обязан и должен быть отброшен.

Четыре: Бог один и Он же создатель всех вещей.

Пять: Тот же Бог существует в трех Лицах, природой неразделимый.

Шесть: Бог может взять для себя людское тело, и тогда он подчинен всяческим страстям, кроме греха.

Семь Город Иерусалим, в соответствии с пророчествами, уже не будет отстроен.

Восемь: Мессия, обещанный в Писаниях, уже не придет.

Девять: Сам Бог проклятие первородителей и всего народа отменит, а тот, кто истинный Мессия – является Воплощенным Богом".

- Будет ли так хорошо? – спрашивает Нахман и незаметно кладет на столик у дверей турецкий кошелек, вышитый хрусталем и бирюзой, выделяющийся прекрасной ручной работой, из тонкой козлиной шкуры. Епископ догадывается, что внутри, с какой-то мелочью ьы не пришли. Там хватит драгоценных камней, чтобы инкрустировать целую дароносицу. От воображения у него кружится голова. Епископу необходимо собраться. Будет нелегко, поскольку это небольшое, вроде как, дело, неожиданно приняла громадные размеры: противники этих оборванцев обратились к великому Явану, заушнику министра Брюля – на столе лежат письма из Варшавы, в которых весьма подробно излагаются придворные интриги; теперь при королевском дворе действуют именно этим оружием. Вот кто мог бы подумать, что целование голой женщины в какой-то пограничной деревушке вырастет до таких размеров.

Епископ принимает кошелек и тем самым занимает сторону Франка, хотя уверенность в себе этого иудея его раздражает. Еврей требует диспута. Требует защиты. Требует земли – для "спокойного" расселения, как сам говорит. И еще, этот иудей требует предоставления дворянства. Пускай же епископ окутает их защитой, а они тогда примут крещение. Еще он желает, чтобы самые знаменитые из них (вот тут епископу сложно представить эти их "знаменитости", ведь это арендаторы, какие-то шорники и лавочники) в соответствии с законами Речи Посполитой могли выступать о признании им дворянского звания. И пускай им дадут право поселения на епископских землях.

Тот второй, рыжий, который переводит слова Яакова, говорит, что традиция позволяет организовывать диспуты еще со времен Испании, когда появляются некие спорные вопросы, и вот теперь пришло время на это. Он переводит слова Франка:

- Возьмите пускай даже несколько сотен х епископов, господ и наилучших ученых. Пускай они ведут диспут со мной и с моим народом. Я на все их вопросы отвечу, ибо правда на моей стороне.

Они словно купцы, которые пришли устроить свои торговые дела: требуют слишком много.

Так ведь и дают много, размышляет епископ.

О чем размышляет

епископ Дембовский во время бритья

 

Действительно странно, насколько же холоден и пропитан сыростью епископский дворец в Каменце Подольском. Даже теперь, летом, когда ранним утром приходит брадобрей, епископу необходимо разогревать себе стопы горячим камнем, обернутым в толстую ткань.

Он приказывает придвинуть кресло к окну и, прежде чем цирюльник подострит нож, с размахом опуская лезвие на кожаный пояс, прежде чем приготовит мыльную пену и осторожно, чтобы, не дай Боже, ни в чем не оскорбить величие, обложит его плечи льняными, украшенными вышивкой полотенцами, у него самого есть время, чтобы просмотреть свежие письма из Каменца, Львова и Варшавы.