Книги Яакововы

Если бы все было так, как о них говорят, если бы у них имелись такие силы, то они были бы богатыми, а не – как эти здесь, под окном – бедняками. Так как: они сильные или слабые? Угрожают ли они епископскому дворцу? Правда ли то, что ни ненавидят гоев и презирают ними? И что по всему телу у них мелкие, темные волоски?

Бог не позволил бы, чтобы они обладали такой властью, как кажется Солтыку, ибо ведь они сами отбросили спасительный жест Христа, так что истинного Бога уже не держатся, их столкнули с тракта спасения, вот они и застряли на какой-то пустоши.

Девушка не хочет медальончик – расстегивает пуговку под шеей и вытаскивает из-под рубахи свой; показывает молодому торговцу, тот с охотой придвигается к ее шее. Но она покупает картинку, и парень упаковывает ее в тонкую, грязноватую папиросную бумагу.

А каковы же те, чужие, когда снимут одежду свою? – размышляет епископ. – Что в них меняется, когда они остаются сами, продолжает он думать, отправляя кланяющегося в пояс цирюльника, и тут до него доходит, что пора уже переодеться к мессе. Он идет в спальню и охотно избавляется от тяжеловатой домашней сутаны. Какое-то время стоит голый и не знает, совершает ли какой-то страшный грех, собственно, даже начинает уже просить прощения у Бога – то ли это грех бесстыдства, то ли людской нужды. Он чувствует, как легкое дуновение холодного воздуха осторожно шевелит волосками на его крепком, покрытом волосами теле.

О двух натурах Хаи

 

С Яаковом несколько верховых, богато одетых по-турецки – им отдали специальную комнату. Командиром у них Хаим, брат Ханы. Между собой они разговаривают только по-турецки. Яаков Франк зовется теперь Ахмедом Френком, у него турецкий паспорт. Он неприкасаем. Каждый день специальный курьер доставляет ему сообщения с диспута в Каменце.

При известии о том, что Яаков Франк на время каменецкого диспута в тайне остановился у ее отца в Рогатине, Хая берет самого младшего ребенка, пакует сундук и отправляется из Лянцкоруни в Рогатин. Стоит жара, вскоре начнется жатва; тянущиеся за горизонт золотые поля ласково волнуются на солнце, и выглядит это так, будто ы вся земля дышит. На Хае светлое платье и голубая вуаль. На коленях она держит дочурку. На повозке она сидит выпрямленная и спокойная, кормит малышку своей белой грудью. Пара лошадей в яблоках тащит прикрытую полотняной накидкой легкую бричку. Видно, что едет богатая еврейка. Мужички приостанавливаются и подносят руку к глазам, чтобы получше увидеть эту женщину. Хая, лишь только встречает их взгляд, легонько улыбается. Одна из женщин инстинктивно крестится: непонятно, то ли при виде еврейки, то ли при виде женщины с ребенком, да еще и в голубой вуали.

Хая отдает дочку служанке и сразу же бежит к отцу, который, как только видит ее, поднимается от своих счетов и начинает чувственно покашливать. Хая втискивается в его бороду и чувствует знакомый запах – каффы и табака, самый безопасный в мире запах – так ей кажется. Через миг сходится весь дом – брат Хаи Иегуда и его жена, маленькая, словно девочка, с прекрасными зелеными глазами, и их дети, и прислуга, и Грыцько, которого теперь называют Хаимом и который живет рядом, и соседи. Делается шумно. Хая расставляет дорожные корзины, вынимает подарки. Только лишь когда она исполнит эту симпатичную обязанность и когда съест куриного супа, которым ежедневно кормят Яакова (в кухне кружатся куриные перышки), она может заглянуть и к гостю.

Хая подходит к Яакову и внимательно глядит в его потемневшее от солнца лицо, на котором после серьезного выражения появляется столь знакомая ей ироническая усмешка.

- Постарела, но все так же красавица.

- А ты выглядишь получше, потому что похудел. Наверное, плохо тебя жена кормит.

Они обнимаются, словно брат с сестрой, но рука Яакова мягко, словно бы лаская, передвигается по худенькой спине Хаи.

- У меня не было выхода, - говорит Яаков и отступает на шаг. Поправляет рубашку, которая вылезла из шаровар.

- И хорошо сделал, что убежал. Когда договоримся с епископами, вернешься как король, - Хая хватает его за руку.

- В Салониках меня хотели убить, и тут тоже хотят.

- Потому что тебя боятся. А это твоя огромная сила.

- Сюда я уже не вернусь. У меня имеются дом и виноградник. Стану изучать писания...

Хая хохочет, она смеется от всего сердца, радостно, всем телом.

- Уже вижу это... Писания изучать... – говорит она, с трудом восстанавливая дыхание, и достает из сундучка свои книги и терафим.

Среди фигурок имеется одна особенная; это айелет ахувим, любимая оленица – статуэтка лани, вырезанная из слоновой кости. Яаков берет ее в руку и осматривает, хотя и не слишком внимательно, потом читает названия книг, выкладываемых Хаей на стол.

- А ты, скорее всего, ожидал, что это какие-то tchines, женские прошения и моления, а? – язвительно спрашивает его Хая и закручивает юбкой так, что поднимает в воздух валяющиеся на полу белые перья.

Йента, которая вечно находится где-то рядом, глядит на Хаю.