Книги Якова

Скромную свадьбу играют в церкви на Лешно, ранним утром. Ксендз долго объясняет, как это будет происходить, но Песеле и жених, мать – Собла, теперь Хелена, отец – Павел Павловский и все свидетели и гости тем не менее чувствуют себя неуверенно, словно плохо разучили движения танца, который им предстоит здесь исполнить.

Глаза Песеле от волнения наполняются слезами, ксендз принимает это за смятение, естественное для невесты, и улыбается ей, как ребенку. Будь это уместно, он бы погладил девушку по голове.

Столы расставили в квартире, откуда вынесли всю остальную мебель. Угощение уже ждет. Гостям, уставшим после долгой службы в холодном костеле, хочется согреться. Пока они едят, Павел Павловский разливает по стаканам водку – чтобы развеселить и приободрить их, ведь все сидящие за столом столкнулись с чем-то чуждым и пока что неприятным, происходящим впервые, хотя уже известно, что отныне оно будет повторяться. Все словно бы сидят вокруг большой пустоты и едят ее ложками: как будто белые столы, накрытые скатертями, – это чистое небытие и они празднуют его бледный холод. Это странное чувство сохраняется на протяжении первых двух блюд и нескольких рюмок водки. Потом задергивают занавески на окнах, столы отодвигают к стенам, и Франтишек Воловский с отцом невесты устраивают вторую свадьбу – свою, понятную. Ладони тянутся друг к другу, нервы успокаиваются: все, держась за руки, становятся в круг, и к потолку квартиры на Лешно поднимается молитва на языке, которого ни Песеле, ни ее молодой муж уже не понимают, шепотом, таинственным и вечным.

Песеле-Марианна, подобно другим, склоняет голову, мысли уносятся далеко отсюда, к Енте, оставшейся в пещере под Королёвкой. Она не может об этом не думать. Правильно ли они поступали, когда несли крошечное тело в глубь коридоров, словно против течения времени, к черному каменному истоку? Что можно было сделать иначе? Перед отъездом Песеле оставила Енте орехи и цветы. Накрыла ее вышитым покрывалом – оно было приготовлено к свадьбе, но Песеле подумала, что раз Енте суждено тут остаться, то пускай она присутствует на свадьбе через покрывало. Оно из розовой камки, с белыми кистями и расшито белыми шелковыми нитками. Марианна вышила птицу – аиста со змеей в клюве, стоящего на одной ноге, вроде тех, что прилетают в Королёвку на заливные луга и важно разгуливают по траве. Она поцеловала прабабушку в щеку, та, как всегда, оказалась прохладной и свежей. Сказала на прощание: «Он покроет тебя своими перьями, Ента, и ты будешь под его крыльями. Его правда будет твоим щитом, как сказано в Псалме 91». Песеле хорошо знает, что аист со змеей в клюве пришелся бы Енте по душе. Его большие сильные крылья, его красные ноги, его пух, его исполненная достоинства походка.

Теперь, во время этой второй свадьбы, двуименная Песеле-Марианна вспоминает также свою одноименную сестру Фрейну, которую любит больше всех прочих братьев и сестер и которая осталась в Королёвке с мужем и детьми. Обещает себе, что весной непременно снова навестит ее и будет делать это каждый год; клянется собственной могилой.

Ента, которая видит это из-под крыла аиста, как всегда, заранее знает, что эту клятву Песеле придется нарушить.

О том, как Ента измеряет могилы

Взгляд Енты витает также над Ченстоховой, небольшим городком, притулившимся к холму, над которым царит Мадонна. Но Ента видит только крыши: аккуратные кровли Ясногорского монастыря, которые недавно покрыли новенькой черепицей, а ниже – убогие крыши хибар и домиков, крытые гонтом.

Небо сентябрьское – холодное и далекое, солнце медленно делается оранжевым; еврейские женщины из Ченстоховы договорились встретиться по дороге к еврейскому кладбищу, сейчас они как раз стекаются туда, те, что постарше, в плотных юбках, переговариваются вполголоса, поджидая друг друга.

В страшные дни между Рош ха-Шана и Йом-кипур совершается Кварим месн – измерение могил. Женщины измеряют кладбища при помощи веревок; потом веревку наматывают на катушку и используют для изготовления свечных фитилей; кое-кто еще на ней гадает. Все бормочут молитву себе под нос, в своих широких сборчатых юбках, к которым цепляются колючки ежевики и которые с шелестом задевают сухие желтые листья, они напоминают ведьм.

Ента и сама когда-то мерила могилы, убежденная, что это долг каждой женщины – измерить, сколько места осталось для мертвых (и осталось ли вообще), прежде чем рожать новых живых. Своего рода женская бухгалтерия; впрочем, со счетами женщины всегда управляются лучше мужчин.