Книги о семье

Впрочем, эти рассуждения не очень соответствуют нашему предмету и краткости его изложения, которой я пытаюсь добиться. Поэтому объясню свое мнение так: я не одобряю никакого соперничества, presertim[134] если победа приносит меньше пользы, чем борьба за нее – вреда. Не могу не назвать глупцом того, кто вступает в ссору с заведомо более сильным. У благоразумного человека страсть к соперничеству всегда соединена (лат.) с надеждой на победу. Например, бык, конь и подобные им животные редко могут так ударить, чтобы не почувствовать удара на себе. Похвальным я считаю в любом споре заботиться прежде всего о том, чтобы твое доброе имя не пострадало и не было замарано. Кроме того, по-моему, не на каждого следует изливать свой сильный и суровый гнев. Александр[135], сын царя Македонии Филиппа, не поддался на уговоры отца принять участие в Олимпийских играх, потому что не видел, с кем он мог бы вступить в соревнование на равных. В этом отношении, как и во всех своих делах и поступках, проявил похвальное благоразумие и мужество Катон, который вел себя со Сципионом, уступавшим ему по возрасту и не любившим его, как с обычным не вполне зрелым юношей. Я согласен здесь с Цицероном[136], что великодушный муж должен быть незлобивым, отходчивым и мягким. Желательно, чтобы вы знали, что неумение справиться с гневом бывает вызвано страхом или слишком неуступчивым и грубым нравом. Случается, что при этом некоторые становятся твоими смертельными и злейшими врагами, ибо думают, что ты затаил против них вражду. Чересчур запальчивые и скорые на расправу люди всем ненавистны, как бешеные изверги. Цицерон[137] справедливо утверждает, что все мы от склонны от природы подвергаться риску и избегать опасности. И если не питать открытой вражды, то в момент смертельной опасности мы можем помочь и заменить друзей даже совершенно чужим людям. Кому не будут ненавистны свирепые племена, живущие еще дальше, чем кочевники, и выпивающие кровь раненых врагов; так называемые зелоны, которые делали из черепов убитых врагов посуду, и скифы, по словам Геродота[138], приносившие в жертву каждого десятого из пленных вместо овцы, делившие добычу только на тех, кто принес голову врага, и изготавливавшие из кожи убитых колчаны и тому подобное? Я вижу, что даже упоминание о них вам неприятно. Так избегайте всегда любой жестокости. Если же вам придется обратиться к действительному отмщению, то благоразумие требует при этом проявлять скромность и выказывать всеми поступками, что вас вынудило к этому не желание мстить, а нападки врагов. Когда были истреблены участники заговора Катилины, Марк Туллий[139], извещая об этом народ, сказал: «их уже нет». Фокион после смерти своего противника Филиппа не пожелал выказать радость; а друзьям, которые предлагали ему принести по этому поводу жертвы богам, сказал, что царю не подобает веселиться из-за горестей смертных[140].

Упомяну о трех правилах, которыми, на мой взгляд, всегда должен руководствоваться вступающий в конфликт. Первое: не забывать, что ничто так не подвержено переменчивости судеб, как дела смертных; второе: иметь в виду, что каким бы гнусным ни был твой неприятель, он все же человек. Ведь не только у быка, льва, медведя и кабана, которых может повергнуть с помощью своих ухищрений самый слабый человек, есть устрашающие рога, клыки и когти, но, как сказал укушенный за палец Брасид[141], даже мышь и всякое самое малое животное умеет защищаться. И третье правило: мы должны всегда исходить из непостоянства человеческих настроений; легко может случиться, что любому из твоих врагов надоест жить в непрерывном беспокойстве и заботах, в вечном опасении. И как говорил Биант, один из семи древних мудрецов (хотя некоторые утверждают, что это слова поэта Публия /Публилия/), следует любить так, чтобы всегда быть готовыми расстаться, и враждовать так, чтобы в любое время можно было прекратить вражду. Вот что я думаю о неприязненных отношениях, если вам этого достаточно.