Книготорговец из Флоренции

Османы смотрели на это совершенно иначе, хотя тоже в исторической перспективе. Они считали себя потомками троянцев, которые у Вергилия (хотя у Гомера этого нет) названы тевкрами – слово, в котором легко усмотреть связь с турками (Turci по-латыни, Turchi по-итальянски). Завоевание Византийской империи было, таким образом, реваншем за Троянскую войну, долгожданной местью троянцев грекам. Все это изложил Мехмед II в письме папе Николаю V, в котором заявил о намерении «восстановить Трою и отплатить за кровь Гектора»[302]. Свидетель взятия Константинополя писал, что Мехмед II «истребил истребителей прекрасной Трои»[303].

Пикколомини, дипломат-гуманист, разнес эту параллель в пух и прах. Он утверждал, что турки происходят вовсе не от троянцев, а от скифов, кочевого воинственного племени из Сибири. Итальянское название скифов (scytico) было синонимом «варваров» (так греки называли тех, чья речь звучала на их слух как невразумительное «вар-вар-вар»). Плиний Старший в «Естественной истории» описал «скифов-каннибалов, которые едят человеческое мясо». Пикколомини, не сомневаясь, что это один и тот же народ, уверенно объявил: «Турки суть скифские варвары, жестокий, бесчестный и жадный народ, который ест то, что другим отвратительно: конину, волчатину, стервятников и выкидыши»[304].

Нападки Пикколомини на ислам вообще и на турок в частности типичны для его времени. Запад плохо знал обычаи и культуру исламского мира и относился к ним с предубеждением. Причин тому было немало: рассказы паломников в Святую землю, далеко не всегда достоверные, призывы к новому Крестовому походу и явные измышления вроде «Легенды о Магомете», утверждавшей, будто Пророка съели свиньи, когда тот валялся мертвецки пьяным (так легенда объясняла исламский запрет на свинину и алкоголь)[305]. Выпады Пикколомини, будущего папы, изумляют своей грубой непристойностью – Пророк-де был распутный еретик, который «разбогател, соблазнив состоятельную вдову», возглавил шайку разбойников и привлек к своей религии недалеких людей «ворожбой и магическими фокусами», а также разрешением «совокупляться всеми непотребными способами»[306]. Пикколомини написал это все вскоре после захвата Константинополя, но подобные наветы звучали еще десятилетиями, если не веками раньше.

Все такого рода обличения обходили вниманием тот факт, что ислам породил в Средиземноморье одну из самых развитых цивилизаций со времен Древнего Рима. Не только в монастырях Запада сохранялось интеллектуальное наследие Античности. За десятилетия до 800 года, когда Карл Великий и Алкуин дали старт так называемому Каролингскому возрождению, на Востоке при аббасидских халифах начался «Исламский золотой век»[307]. В Багдаде халифы собирали греческие, санскритские, персидские и сирийские писания в огромном хранилище манускриптов, называемом Байт Аль-Хикма, «Дом мудрости». Выдающиеся ученые переводили их на арабский, комментировали, создавали собственные трактаты по астрономии, физике, медицине и оптике. Прилежный поиск текстов классической древности, а также упор на индивидуализм и секуляризм позволили историкам назвать этот период «Исламским ренессансом»[308]. Возрожденная и обогащенная античная премудрость распространилась на Иберийский полуостров, и многие арабские переводы и комментарии добрались до мусульманской тайфы Толедо – центра исламской, иудейской и христианской учености. Другим интеллектуальным центром был Кордовский халифат. Он мог похвастаться семьюдесятью библиотеками, а в той, что в Алькасаре, основанной Аль-Хакамом II, было, по утверждению его библиотекаря, евнуха Бакийи, четыре тысячи томов. Аль-Хакам II умер в 976-м, а через некоторое время библиотеку продали за 40 000 динаров – цену ста лошадей[309].

Высокий, крепкий, смелый и решительный, Мехмед II редко улыбался и, по словам европейского путешественника, внушал скорее страх, чем уважение[310]. О нем ходили жуткие слухи – якобы он велел вспороть живот четырнадцати мальчикам-слугам, дабы узнать, кто из них съел его дыню. Про дыню на него наговаривали, а вот другая история правдива: он велел утопить своего единокровного восьмимесячного брата Кючюк Ахмеда, после чего ввел «закон о братоубийстве», позволяющий тому, кто занял трон, умерщвлять братьев «во имя всеобщего блага»[311].

И все же Мехмед был человеком культурным и образованным. Каждое утро он получал наставления от трех философов, один из которых говорил с ним по-арабски, а двое других, оба итальянцы, по-латыни и по-гречески. Еще он понимал персидский и славянский и даже писал на турецком любовные стихи под псевдонимом Авни. Прозвище это, означающее «помощник» или «защитник», куда менее грозное, чем то, под которым он вошел в историю, – Завоеватель.