Книготорговец из Флоренции

Еще одну краску на основе свинца, тоже ядовитую, – миний, или свинцовый сурик, – применяли иллюминаторы и писцы для важных слов и фраз, которые следовало писать красным. «Рубрикацию» часто выполнял особый писец, известный как «рубрикатор», или, по-итальянски, miniatore (от латинского miniare, «красить красным»). Процесс рисования этих букв минием стал называться miniatura. Поскольку такие латинские слова, как minuo, minimus, minor и minus, означают нечто, уменьшенное в размерах, термины miniatore и miniatura поступенно утратили связь с красным цветом и стали означать изображение всего маленького. Ко времени Веспасиано в контрактах с иллюминаторами их именовали miniatori, а их работу – miniatura. Они стали миниатюристами, художниками, которые рисуют маленькие картинки, а не просто пишут красными чернилами.

Иллюминацию манускрипта иногда делили между художниками: один выполнял миниатюры, другой орнаментировал поля. Поля манускриптов украшали изображениями плодов, цветов, птиц, бабочек, ангелов, купидонов и фантастических животных. В Средние века поля стали задворками текста, где обитали существа как страшные, так и комические. Средневековые иллюминаторы любили пошутить, подобно скульпторам, которые высекали ухмыляющихся химер, или резчикам, изображавшим на спинках церковных скамей голые зады, – непристойный гротеск, заставивший сурового Бернарда Клервоского воскликнуть: «Для чего эти нелепые уродства в клуатрах, где монахи заняты чтением?»[291]

Святой Бернард был почти одинок в своем возмущении. Даже в «Великолепном часослове», созданном примерно в 1412–1416 годах для Жана Беррийского, художники не побоялись изобразить исполинскую улитку, осаждающую замок, и свинью, играющую на волынке. Средневековые маргиналии без смущения изображали перевернутый вверх тормашками мир, где зайцы преследуют охотника, мыши опутывают веревками кота, а в одном достопамятном рисунке монахиня срывает с дерева пенисы и складывает в корзину. В Псалтири Маклсфилда, в разделе заупокойных молитв, можно видеть человека, который мочится в горшок, подставленный голозадым чудовищем. Ни одно естественное отправление не осталось без внимания. В часослове, скопированном для французской дамы в 1320-х, среди библейских стихов и списка праздников можно видеть более ста изображений людей и обезьян, которые испражняются или как-нибудь еще показывают зад.

Художникам Средневековья нравилось совмещать сакральное и профанное – украшать соборы горгульями, а молитвенники – зайцами-убийцами и голыми задами, дудящими в трубы. Однако к 1400-м это изменилось. Как глумливые чудища исчезли с церковных водосточных труб, так с книжных полей убрались особо земные и неблагочестивые гротески. В Италии их изначально не принимали с таким радостным упоением, как в Северной Европе, и, уж конечно, подобных легкомысленных шалостей нет в манускриптах, скопированных для Никколо Никколи Поджо и другими писцами. Никколи и его друзья-гуманисты предпочитали более изящные и сдержанные рисунки, меньше отвлекающие от текста. Новый декор страниц, как и новое письмо, отличался простотой и ясностью. В иллюстрации, как и в литературе, флорентийцы любили четкость, умеренность и рациональность.

Новый флорентийский декор книжных страниц был отчасти связан с экономией. Гуманистические манускрипты создавались практически в то же время, что роскошные часословы во Франции и в Нидерландах, где заказчиками были меценаты, вроде доблестного рыцаря Жана Бусико или герцога Беррийского, приходившегося дядей французскому королю. В «Великолепном часослове» две тысячи инициалов, позолоченных, увитых ультрамариновым растительным орнаментом и населенных купидонами, медведями, лебедями и ангелами. Такая пышность соответствовала духу североевропейских дворов с их венчанными монархами и конями в богатой сбруе (даже мятежные ангелы в «Великолепном часослове» изображены рыцарями в доспехах), однако была бы неуместной в мире купцов, банкиров и политиков Флорентийской республики. Латинскую классику, которую заново открывали Поджо и его друзья, переписывали (по крайней мере изначально) не для доблестных рыцарей и августейших меценатов. Манускрипты предназначались по большей части для людей с относительно скромным достатком – любителей премудрости, которые собирались их читать, а не просто тешить свое тщеславие и похваляться богатством и утонченным вкусом.

Флорентийские иллюминаторы придумали новый, более сдержанный декор, основанный на том, что они считали античным орнаментом. Переплетение виноградных лоз использовалось в книгах и прежде (слово «виньетка» происходит от этих декоративных мотивов на полях средневековых манускриптов). Однако флорентийские манускрипты пятнадцатого века (в том числе те, что Веспасиано изготовил для Уильяма Грея) украшает особая их разновидность – bianchi girari («белые вьюнки»), орнамент из переплетенных белых стеблей.