Книготорговец из Флоренции

Чтобы нанести на пергамент столь невесомый материал, требовались опыт и сноровка. Кашель, чихание, порыв ветра легко могли поднять сусаль в воздух. «Когда накладываешь сусальное золото, задерживай дыхание, – предупреждал учеников один монах, – не то сдуешь его и будешь потом искать»[285]. Иллюминаторы Веспасиано, как и художники, работающие сейчас с сусалью, вероятно, терли кисточку о волосы, чтобы золотые листочки удерживались за счет статического электричества. Затем иллюминатор дышал на пергамент, прежде чем нанести листочек на левкас – грунт под сусальное золочение. Этот грунт готовили из мела и взбитого яичного белка с добавлением щепотки красноватой глины, добываемой в Армении и называемой болюсом или левкасной глиной. Иногда в смесь добавляли еще и мед. Нанесенному грунту давали посохнуть день или два, затем полировали «собачьим зубом» – инструментом из зуба, часто собачьего, или гладкого камня, закрепленного на палочке. Дыхание заново увлажняло грунт, так что золото к нему приклеивалось. Уложив сусаль на место, художник разглаживал морщинки «собачьим зубом», чтобы она сияла – «иллюминировала» страницу.

Золото было далеко не самой дорогой краской в книжной иллюстрации. Еще ценнее был красивый синий пигмент ультрамарин, получаемый из ляпис-лазури – полудрагоценного камня, который привозили «из-за моря» (oltremare), с недоступных гор Гиндукуш в Северо-Восточном Афганистане, где его добывали тысячелетиями и уже в шестом или седьмом веке до н. э. использовали в наскальных рисунках. Во флорентийском трактате о живописи примерно 1400 года ультрамарин превозносится как «краска благородная, прекраснейшая и совершеннейшая из всех красок, которой нельзя нахвалиться». Унция ультрамарина стоила до девяти флоринов – это половина суммы, которую Микеле Гвардуччи платил за годовую аренду лавки. Лучший растертый пигмент можно было найти у иезуатов в монастыре Сан-Густо алле Муре, сразу за северо-восточным углом городской стены. Впрочем, в том же трактате о живописи сказано, что женщины более искусны в его изготовлении, поскольку «они терпеливее и имеют более нежные руки»[286].

На то, чтобы приготовить ультрамарин, требовалось много времени. Камень грели на огне, быстро остужали в воде, толкли в бронзовой ступе, просеивали через сито и смешивали с тщательно отмеренными порциями сосновой смолы, воска и мастики. Полученную пасту держали в глазурованном сосуде несколько дней, периодически промешивая, пока не приходило время извлечь из нее синюю краску, для чего к смеси добавляли щелока, полученного из березовой золы. Далее, согласно трактату, ее следовало двумя палочками «мять и перебалтывать, в точности как рукой месят тесто для хлеба», пока щелок не посинеет. Тогда посиневший щелок сливали в глазурованную миску, а к толченому камню добавляли новый и опять месили – и так много раз, пока не оставалась паста, которая уже не окрашивала щелок. Затем щелок высушивали, чтобы получить лазурь. «Когда она высохнет, помести ее в кожу или кошелек, – наставлял трактат, – и оставь в покое, потому что она хороша и совершенна»[287].

Более дешевой краской была медная синь, которую получали из толченого азурита, более доступного, поскольку его основные месторождения находились в Армении и Венгрии. Еще одним синим пигментом служила смальта – растертое в порошок кобальтовое стекло. Слово «кобальт», происходящее от немецкого «кобольд», напоминает о злых духах, якобы обитавших в шахтах. Это связано с тем, что кобальтовая руда ядовита и вызывала у горняков болезни[288].

Немногим дешевле ультрамарина был шафран, из которого делали желтую краску, – на одну унцию требовались рыльца четырех тысяч крокусов[289]. Лучший шафран привозили из Персии, однако найти его можно было и в Испании, и на Сицилии, а после того, как паломник внутри выдолбленного посоха привез из Святой земли луковицу крокуса, – и в городе на северо-востоке Англии, получившем название Сафрон-Уолден, то есть Шафрановый Уолден. Альтернативой ему был опермент (аурипигмент), сульфид мышьяка – ярко-лимонная краска, увы, как и смальта, очень ядовитая. «Остерегайся запачкать себе краскою рот, – предупреждал трактат о живописи, – для того, чтобы не причинить себе вреда»[290]. Другой ядовитой, но широко распространенной краской были свинцовые белила: для их получения высыпали свинцовую стружку в миску с уксусом, а когда газ переставал выделяться, собирали белесый налет. О том, что свинцовые белила вредны, знали уже во времена Плиния Старшего, однако от них не отказывались, поскольку они намного превосходили заменитель, получаемый из пережженных куриных костей.